Алексей Герман. Режиссеру трудно быть Богом в России…

Сегодня не стало Алексея Германа-старшего. Философа. Арт-революционера, создавшего за долгую жизнь всего пять картин. Но! Каждая из них была прорывом в отечественной кинематографии. Откровением. Всплеском боли. Слепком эпохи, ее живым голосом. Парадоксально, но тихий голос маленьких героев большого кино Германа - мыслящих, чувствующих «винтиков» стального механизма времени - мощно звучал с экрана.
До него никто ТАК не снимал фильмов о войне, скрупулезно и выпукло воссоздавая быт, согревая полифонией человеческого дыхания атмосферу навсегда ушедшего прошлого. Нарушал запреты, ломал каноны.  Его герои – безвестные солдаты – смотрели в камеру, что строжайше запрещено. Как в документальном кино. Эффект превосходил все ожидания – пронзительный взгляд, брошенный в зал с экрана, заставлял  душу рыдать. Ведь в этом взгляде в будущее отражалась скорбь человека, идущего на смерть и не надеющегося выжить....
Алексей Герман часто снимал обычных людей, которых случайно встретил на улице, и благодаря этому приему кино переставало быть иллюзорной «бутафорией». Неестественность, наигранность исчезали бесследно!
В жизни  режиссера были два эпизода, связавших его со Смоленском…
В 2011 году Алексей Герман-старший вместе с Александром Сокуровым и Марленом Хуциевым стал участником мультимедийного видеомоста Москва-Санкт-Петербург-Смоленск, проведенного в канун Дня российского кино и открытия четвертого кинофестиваля «Золотой Феникс».
Режиссеры ставили вопросы жестко и безапелляционно: «Российский кинематограф гибнет, перестаньте лить сироп и притворяться, что у нас все хорошо! Нет у российского киноискусства будущего, пока власть не перестанет быть «скорбно-бесчувственной» по отношению к культуре.
Тогда Алексей Герман, пытавшийся защитить терпящий катастрофу «Ленфильм» - студию, с которой с 1964 года была связана вся его жизнь и судьба, - с горечью произнес: «Вы еще увидите, как Эрмитаж станет… «частно-государственным»… 
Он много - сбивчиво, нервно, зло - говорил о кино. Вернее, о тех, кто методично, бессмысленно убивает великий кинематограф, растляя его душу (и наши!) коммерциализацией. Герман тогда ничего нового не сказал. Но и это «старое» прозвучало как окончательный приговор больному, который находится при смерти. Говорил ли он о серости, в который раз пришедшей к власти? Да. О лжи, о вирусе всеобщей деградации, поразившем некогда мыслящую, совестливую страну.
Привожу его высказывание полностью: «Беда в том, что зрителя «посадили» на иглу». На экране дерутся, вышибают друг у друга челюсти, а мы еще удивляемся, отчего так жестоко бьются наши подростки? И самое неприятное, что на этой «игле» российский кинематограф проигрывает. «А» – иглы плохие, «В» – не умеем, как они там, за океаном, до такой степени цинизма опускаться. А если не драки и не мщение за своих родственников,  тогда зрителю смотреть картину и неохота уже. Зачем  время терять, ходить на какие-то «Овсянки», когда можно обойтись и без этого? И в то же время во Франции продюсер, который продвигает американские блокбастеры, платит больше налогов, чем продюсер, который показывает французские фильмы - достаточно сложные и неплохие. И на этой разнице и существует французское кино, зритель наслаждается национальным искусством и подтверждает это, выстраиваясь в очереди. У нас ничего подобного нет – в России дикий капитализм. 
Большие деньги на большое кино государство никогда не даст. На что угодно даст, на это – нет, потому что если бы мы только восхищались кино как искусством… Но кино не может быть построено на восхищении. Нет. Оно строится на реалиях жизни, в которой мы живем, а это… никому не нужно. Если царь написал на пушкинских рукописях «Борис Годунов»: «лучше бы переделать в духе Вальтера Скотта», то почему вы считаете, что современные цари  должны подходить к этому вопросу иначе? 
Я пришел не прожекты строить и уговаривать Путина выделить нам большие деньги, объяснив ему в который уже раз, что кино дает душевный рост, необходимый обществу, а не только физический. Хорошо, когда нация спортивная. Но гораздо лучше, когда мышцы появляются в голове, а это без кинематографа невозможно, потому что не везде в России есть театры, и  уж точно не повсюду хорошие».
Он начал работать в хорошем театре. В 1960 году, окончив режиссерский факультет Ленинградского театрального искусства имени Островского, где учился в мастерской Григория Козинцева, приехал в Смоленск и поставил сказку «Мал, да удал» в областной драме. Это был первый самостоятельный спектакль Алексея Германа, и воспоминания о «сказочном» опыте у режиссера остались теплые: 
«Я собирался ставить там пьесу Вадима Коростылева» «Верю в тебя», но они в последний момент чего-то испугались, и я взялся за детскую сказку. Я очень старался. Почти полностью это дело переписал и поставил, употребив туда всю свою фантазию. Массу всего понапридумывал.
Мы с художником разрисовали занавес светящимися красками, и потом у нас самих светились зубы, потому что нельзя было долго работать с этой краской – вредно. На сцене горели какие-то костры, я умудрился двух артистов поставить на специальные подставки, и пустить через них электрический провод, и когда они скрещивали мечи, то летели искры.  В столичных театрах мне ничего подобного и близко не позволили бы. Такое было возможно только в Смоленске и только с молодыми артистами, истосковавшимися в провинции.
Мне и теперь кажется, что я тогда сделал неплохой спектакль. Огромный зал Смоленской драмы был битком. Хотя директор театра говорил, что ему все равно – есть публика в зале или нет. Потому что в котельной этого театра были подключены еще и обком с исполкомом, и расходы на их обогрев никаким образом нельзя было покрыть…».  
А потом были Георгий Товстоногов и БДТ, «Ленфильм» и стычка с советской цензурой – первая работа Германа «Проверка на дорогах» (1976 год), вышла на экраны лишь спустя десять лет…
Были премия Локарно и ФИПРЕССИ за тончайшее препарирование человеческих душ («Мой друг Иван Лапшин»), премия критиков Международного кинофестиваля в Роттердаме (1987 год) за фильмы «Проверка на дорогах», «Двадцать дней без войны» и «Мой друг Иван Лапшин», шесть статуэток «Ника» за картину «Хрусталев, машину!», которая произвела культурологический шок в современном киноискусстве. И, как ни горько это говорить сегодня, последняя философская лента Алексея Германа «История Арканарской резни» («Трудно быть Богом») по роману Стругацких… Притча, повествующая о разрушении личности, трагедии мыслящего человека в тоталитарном обществе и власти над ним серых…
Алексей Герман-старший ушел. Другого - не будет...