Фоторепортаж
Видео
В Сычевке рассказывают, что после выступления на юбилее местного врача Стефан вышел на крыльцо ресторана «Вазуза», посмотрел на проплывавшие мимо густые белоснежные облака и задумчиво сказал: «Раз небесный пастух поторапливает свое стадо - значит, быть непогоде. Дождь прольется через полчаса. Небольшой, но сильный. Закончится быстро». Все случилось так, как сказал поющий цыган: отгрохотав грозой, небо через полчаса освободилось от туч и засияло начисто отмытой синевой.
«Наша крыша - небо голубое»
Среди своих Стефан с детства слыл местным барометром: «По мне в таборе погоду определяли». Сны о детстве Стефану снятся всегда цветные: пестрые шатры, удалые кибитки, песни под гитару, звон монисто, гулянья до утра... Он говорит, что многое бы отдал, чтобы вновь проснуться утром в шатре, послушать пение птиц, напоить коней («Лачо, Кало, Дзя... Всех напоил?»), спуститься босиком к реке и поймать щуку - в детстве рыба кажется особенно большой.
Вернуться в табор, нарезать сало маленькими кусочками и выложить его на солнце... Нужен всего час, чтобы оно подрумянилось, напиталось лучами и запахло копченостями. Закинуть его в котелок с водой, туда же окунуть рыбу, присыпать солью, бросить вдогонку сорванного щавеля... А пока уха варится на костре, сбегать к любимой Шурочке - бабушке, которая славилась на весь табор тем, что любую боль могла развести руками. Денег Шурочка за это никогда не брала - говорила, что дар исчезнет. А вот сладости принимала - радовала конфетами внуков...
«К врачам до годов 80-х вообще не разрешали обращаться: считалось, что если кто-то из табора пойдет в больницу, то быстро умрет, - вспоминает Стефан. - В каждом таборе была своя повитуха, лечившая травами и цыганскими методами, которыми была одарена. К сожалению, таких повитух уже практически не осталось… Я и сам к врачам ходил только в крайнем случае. Если что-то заболело, найду корень, заварю и выпью. Какой – не спрашивайте, я названия не знаю. С головными болями тоже справляюсь сам - просто заговариваю. Помогает».
До рождения детей родители Стефана, Роза с Василием, кочевали круглогодично: стелили в кибитке солому на перину, а в морозы разводили костер - прямо в шатре. После того как у пары родились четверо малышей, «путешествовать» стали только в теплое время года.
В школе Стефан проучился ровно один день. «Я пришел, сел за парту, взял ручку... Учительница сказала, что не так пишу. Все, больше я туда не заходил».
Цыгане дают детям два имени: «Одно настоящее, другое по паспорту. Я до 18 лет не знал, как меня зовут на самом деле. Когда выдали паспорт, оказалось, что я Андрей Иванович Рудковский».
Стефан говорит, что его отца звали Василий. Но так как он второй сын в семье, его старший брат носит отчество Васильевич, а он - по деду - стал Ивановичем.
«Где логика?» - спрашиваю я.
«Ее нет», - пожимает плечами Стефан.
Тогда же, в 18 лет, он прочел в паспорте, что родился осенью. У цыган не принято справлять дни рождения.
КСТАТИ
Цыгане - любители пышных женщин. «Худых в нашем таборе обидно называли «туберкулезными», - говорит Стефан
Когда деревья были большими...
Из окна дома Стефана видны древние Гнездовские курганы и вечнозеленые сосны. Кажется, что своими верхушками деревья подпирают купол неба, а их ветви путаются в облаках. Сколько они стоят здесь, эти великаны, никому не известно. Такими же большими, говорит Стефан, сосны были здесь и в 1988 году, когда цыгане Рудковские окончательно осели в Глущенках.
«Послушай, Стефан. - Глядя на вечное, мне хочется поговорить о важном. - Отношения русских и цыган настолько давние и сложные, что нуждаются в научном исследовании. Я сравниваю их с огнем: с одной стороны, мы до ужаса боимся пламени, с другой – не можем удержаться и тянем к нему свои руки, чтобы согреться...»
«Вы про стереотипы?» - спрашивает меня в лоб Стефан. Я киваю.
«Мы уже 15 лет ездим с нашим кружком «Счастливые цыгане» по Домам культуры Смоленской области. За это время находились те, кто говорил: «А ты, Стефан, цыган, значит! Цыгане ж все вороватые...» Я всегда спокойно объяснял: «Да, в нашей общине есть плохие люди, но среди русских такие тоже есть. Я с ними не общаюсь». Могу вам сказать, что сегодня цыган больше уважают, чем презирают».
«А как же мамы, которые пугают своих детей: «Не балуйся, а то цыганке отдам»?»
«Ой, я вас умоляю! Сегодняшние русские дети никого не боятся! Даже полицейского! Ко мне они подбегают, как к Деду Морозу, - дотронуться и проверить, настоящий я или нет».
К 17 годам Стефан едва читал по слогам, зато умел шикарно танцевать и петь.
«Примерно в это же время я стал чувствовать, что во мне что-то меняется, - вспоминает он. - Я видел, что в таборе происходит не то... Время было тяжелое, конец 90-х. Те, кто не уходил работать, начинали пить. Я не хотел так. Меня тянуло туда, где хорошо».
В таборе загадочные изменения в юной душе Стефана не понимали. Но в город – чтобы петь и танцевать в ансамбль «Шатрица» - отпустили.
Настоящий переворот в его жизни произошел в 2002 году. Пасха тогда выдалась поздней, в мае. Стефан взял кулич и пошел к своим соседям. Вообще-то у цыган не принято христосоваться, но в тот день он почему-то неуверенно топтался на входе. Дверь открыла Ирина...
«Вот я стою перед ней на крыльце - и сказать ничего не могу, как будто в меня молния попала, - вспоминает Стефан. - Столько раз виделись до этого, а рассмотрел я ее по-настоящему только в тот день».
Стефан стал приходить каждый день: «Может, вам помочь? Давайте окно покрашу! Огород вскопаю! Почищу пруд! Дрова нарублю!»
«Я был готов на все, лишь бы быть рядом. И так мы вместе уже 16 лет...»
Как только Стефан женился, то ушел из «Шатрицы» и поселился с супругой в Глущенках, на улице Цветочной. Зажил оседлой жизнью. Зимой стал бегать в лес на лыжах. Летом - устраивать пикники, выносить во двор огромный самовар 1940 года.
«Он был русским, а потом пришел в табор и стал цыганским, - говорит Стефан, похлопывая его по серебристому боку. - Вот раньше - вот это были самовары! Таборные, на 25 литров, - мы их еле тащили вдвоем, с трудом раскочегаривали... Делали такие из меди или латуни только под заказ, в Туле».
О чудесном напитке из цыганского самовара в Глущенках слагают легенды. Стефан смеется: «Да это же самый обычный иван-чай с мятой и мелиссой. Я только головешку от угля обязательно окунаю в кипяток - для запаха. А сверху - цыганский сапог».
В Гнездовском Доме культуры они с Ириной организовали кружок самодеятельности и ансамбль «Счастливые цыгане». Стефан уверен, что так было предначертано судьбой. Дед его по материнской линии всю войну прошел разведчиком. Как война закончилась, вернулся домой, в Белоруссию. И женился на русской. А через 60 лет его путь повторил внук.
«Так что я цыган только на три четверти, - говорит Стефан. - Вот до Ирины я не знал, что помидоры и огурцы нужно сажать в определенное время, не подозревал о существовании лунного календаря. Яблони, вишня и черешня у меня плодоносят каждый год. Соседи удивляются, просят, чтобы я пришел к ним и посадил. Никогда не отказываю».
Из ближайших планов на будущее у него - постелить дома теплый пол. Из долгосрочных - купить коня. С этим сложнее. Хороший конь (а Стефан хочет непременно орловского скакуна) нынче стоит как автомобиль - 200 тысяч. Пока что конь у Стефана один - и тот нарисованный: татуировка на руке.
«Когда я устроился дворником, в таборе меня осуждали. Мол, цыгане не должны работать. Говорили: «Все с тобой ясно: попал в русскую семью - теперь работаешь». Я объяснял: «Эй, друзья мои! Мы же не в каменном веке, чтобы ждать, когда жена поесть принесет! Мы живем в России. Да, по своим традициям, но по законам этой страны и российского общества. И в этом обществе не работать - это плохо».
Постепенно цыгане сменили гнев на милость - зауважали. Еще четыре года Стефан проработал на пилораме - собирал двери. «Я специально никогда не учился. Мне пары часов хватает, чтобы посмотреть и повторить», - говорит он.
А когда научился водопроводным хитростям, окончательно понял, что это - его. Заказчики порой удивлялись, когда в человеке, который копает им колодец, узнавали цыганского певца: «Стефан, ты ли это?» Стефан поначалу своей работы и сам стеснялся: «Я не Стефан, я Андрей!» Потом перестал. «Стефан, это ты? Что ты тут делаешь в этой грязи?» - «Работаю...» «Я люблю свою работу», - говорит мне Стефан.
«Что там можно любить?» - морщусь я.
«Это же работа с водой. А вода живая. Она очищает!»
Не поспоришь...
ЦИФРА
2 805 цыган проживают в Смоленской области, согласно переписи населения 2010 года. По численности в регионе они занимают пятое место - после русских, украинцев, белорусов и армян.
«Танцуют - все!»
В Красном Бору отмечают Масленицу. Праздник проходит в одном из дворов, по периметру развеваются разноцветные флажки. Дети перетягивают канат, взрослые поют в народных костюмах.
В пятиэтажках поблизости краем глаза тоже замечаю движение. Вот дернулась занавеска на третьем этаже, вот на втором... Кто-то прильнул лбом к окну, кто-то вынес табуретку на балкон: присел на краешек и слушает концерт, поглаживая на коленях кошку.
К Стефану мгновенно подбегает мальчик лет четырех.
«Дядь, а что это у тебя в руках?»
«Плеть».
«А зачем?»
«Буду зиму прогонять!»
«А-а-а, ясно», - протягивает мальчик, но не уходит.
Народные гулянья организовали Гнездовский Дом культуры и местный депутат. В честь праздника испекли 500 блинов - с малиновым и персиковым вареньем. Стефан их очень любит. Оказывается, в таборе тоже пекут блины, но делают это из подручных продуктов: мука, чуть водички, мелко порезанное сало.
«Что-то вас давно не было», - говорит он старушке, которая проходит мимо, опираясь на трость. Кажется, что вот-вот подует февральский ветер, и она не устоит на ногах. Женщина аккуратно поправляет платок на голове: «Вот пришла специально вас послушать».
Стефан расплывается в улыбке. Сегодня ему выходить в конце - «на десерт» он споет три зажигательные песни. И закружатся в танце - и помощница депутата, которая еще десять минут назад пекла блины, и четырехлетний малыш, и старушка, отбросившая в рыхлый снег свою деревянную трость... Все будут плясать под «Цыганочку» Стефана. Смоленского водопроводчика, которого звали петь в московский театр «Ромэн»..
Читайте нас в Телеграм
Читайте нас в Дзен
