Как смоленские студенты ездили «на картошку»

Общество

В советские годы жители села почему-то никогда не могли справиться с уборкой картошки, так что осенью на подмогу им отправлялись студенты, школьники, рабочие, служащие… Вот, правда, не случалось мне видеть, чтобы колхозники тоже собирали картошку в ведра, - лишь на комбайне видела…

Возможно, они собирали на другом поле? В общем, убирали все. Сроки бывали разные. С предприятий отправляли не больше чем на неделю, а студенты, как правило, просиживали в колхозе весь сентябрь и часть октября.

Мне приходилось ездить «в колхоз», или «на картошку», (так это называлось) и школьницей, и студенткой, и преподавателем. Убирали не только картошку. Лен, сахарная свекла - сельскохозяйственные культуры, уборку которых я тоже освоила хорошо. Кроме того, бывала на сенокосе, на уборке моркови, и один раз летом окучивали тяпками что-то - забыла что - на солнцепеке, в страшную жару.

В первый раз я поехала на длительный срок «на картошку», будучи первокурсницей. То есть ездили и в 7-м классе, и потом в 9-м, но это были поездки всего на неделю. А поступив в институт, мы отправились сразу на полтора месяца. И эта поездка очень запомнилась.

В ту пору преподаватели со студентами в колхоз не ездили, это стало практиковаться позднее, когда я уже работала (так мне повезло). А в 1966 году с первокурсниками для осуществления общего руководства деканат отправил студентку-третьекурсницу, комсомольскую активистку Валю. Ехали весело, с песнями. Встретил нас бригадир, распределил по избам. Мы поселились втроем, со мной оказались две подружки из Белоруссии.

Спали вповалку на полу. Ночью по избе бегали мыши, их было много, кошка их гоняла, все они (и мыши, и кошка) в азарте погони скакали прямо по нам, а мы… Мы спали, утомленные тяжелым рабочим днем, и слышали мышиный писк и кошачий топот сквозь сон. Как-то утром увидели на полу прямо возле нашего бивака задушенную отважной кошкой маленькую крысу.

Осень 1966 года выдалась дождливая. Постоянно моросил мелкий, муторный дождик…Мы, вчерашние школьники, третьекурсницу Валю слушались, а она, будучи энтузиасткой, очень хотела сделать все по максимуму. Да мы и сами старались. Поэтому работали в поле целые дни - и в дождь, и в ветер, и почти «в звезд ночной полет», как поется в известной песне. Собирали под моросящим дождиком вывороченную комбайном картошку в ведра, относили в кучи, потом грузили на машины… В общем, комсомольцы-добровольцы.

Промокшая одежда (телогрейка, шерстяные носки, сапоги) за ночь высыхала (в избе было тепло, хозяева топили печь), однако к вечеру фуфайка вновь становилась тяжелой от сырости, ее стеганая вата набухала, давила на плечи; промозглая сырость скапливалась и в резиновых сапогах, они тоже тяжелели. Мы с трудом выворачивали их из вязкой грязи, из пропитанной сыростью земли. Шерстяной платок промокал практически насквозь. Впрочем, мы были молоды, и нам все казалось нипочем.

Не припомню проблем и с едой. Картошки у нас было - завались, самой лучшей, отборной (приносили с поля). Жарили ее, варили, пекли, а когда не ленились - делали драники. На ферме за небольшую плату (вычет из заработанного) можно было взять сколько угодно молока. Его тоже пили в больших количествах с привезенными из города баранками.

Один или два раза давали мясо. Кажется, мы варили из него суп. Готовили все это по вечерам: утром на работу шли рано.

Поначалу, при отправке, нам говорили, что на месяц. Пожалуй, месяца было бы и впрямь довольно… К концу сентября многие кашляли. Терпели, потому что нам обещали: еще пару дней - и домой. Но в конце сентября срок продлили на неделю, потом сказали, что надо потерпеть еще три дня… Для поддержания боевого духа за эти последние три дня до отъезда нам выдали заработанные деньги - не помню сколько, но мало, непропорционально мало…

Так как для большинства это был первый самостоятельный заработок, мы радовались, не особенно сосредоточиваясь на количестве денег. Кроме того, было объявлено, что после колхоза нам дадут недельный отдых. Учебный год начался в середине октября. Когда мы явились наконец-то на занятия, первое время с интересом разглядывали друг друга, на лицах читалось: вот, оказывается, какие красивые у меня сокурсницы! Ведь уже привыкли видеть подруг в резиновых сапогах, платках, фуфайках, мокрых и грязных… А теперь вдруг они же, но чистенькие, с модными прическами…

Пропущенные полтора месяца учебы наверстывали в течение года, так как учебный план, несмотря на колхоз, надо было выполнять. Потому четыре пары были тогда нормой. На четвертую, правда, ставили или физкультуру, или еще какие-нибудь не требующие большого умственного напряжения предметы: на четвертой паре мы уже соображали, конечно, похуже. И так было всегда, на протяжении всех лет, когда училась и когда работала: четыре пары, шесть учебных дней; и в колхоз не отправляли только выпускной курс.

В дальнейшем, когда я работала в Воронежской области, то ездила в колхоз уже в качестве преподавателя, со студентами. Постепенно мое восприятие деревни становилось все более осмысленным. И все больше я понимала нелогичность происходящего, отсутствие хозяйственной разумности в этом десятилетиями длящемся порядке, когда сельские работы в большой степени переадресовываются студентам, и это не форс-мажор ввиду непредвиденных обстоятельств, а такая организация - норма, порядок такой…

В Черноземье мы убирали преимущественно сахарную свеклу. Расстояния были поменьше, и студенты не жили постоянно в избах, а ездили на поле каждый день из города, в больших автобусах. Вечером автобусы привозили нас назад. Ехали час-полтора туда и столько же обратно. Осень в Черноземье очень красивая. Дожди там не столь частые, осень яркая, разноцветная, солнечная. «Лес, точно терем расписной, лиловый, золотой, багряный…» - точнее, чем Бунин, описать осенний лес в тех широтах невозможно. Каждый день, глядя в окно автобуса, я поражалась его красоте. Но вот лес кончается, начинаются поля кукурузы, подсолнечника. Назавтра - те же картины. Вот и октябрь наступил, уж роща отряхает листы, а кукуруза, а пожухлый подсолнечник все стоят, никто их не убрал…

И вот в один из дней, ближе к концу сельхозработ, мы едем на том же автобусе, а кукурузы нет. Но ее не убрали. Она лежит - вмятая в землю тракторами… А вот и подсолнечное поле, некогда прекрасное, - его тоже притоптали, прокатились по полуоблетевшим головам тракторными гусеницами. С облившимся кровью сердцем приезжаем на наше свекольное угодье, где работаем уже месяц. Утром сильно подмораживает, пронизывающий ветер гуляет по полю. Собираем, складываем в кучи, обрезаем свеклу, греем дыханием озябшие руки.

«Быстрей, ребята, - тороплю я студентов, - надо успеть до морозов: в стране не хватает сахара».

Грузовики приезжают, грузим, свеклу везут на завод. Октябрь идет к середине, выпадает снег, мы все собираем, обрезаем, свекла валяется в приготовленных нами для вывоза кучах, она уже подмерзла, грузовиков нет - вряд ли ее увезут…

Но нам говорят: «Режьте!» Мысленно подсчитываю: тратятся большие деньги на бензин, студенты не учатся, а результат? Есть ли он? И опять едем в автобусе, и холодная предзимняя осень встает перед нами, сухая от пронизывающих ветров, голая, нищая, прекрасная…

Этот опыт многое дал, он составляет существенную часть моей жизни - наверно, не лучшую, но, безусловно, важную, значимую. Без опыта деревенской России трудно понять не только Бунина, но и Блока: «О нищая моя страна,/ Что ты для сердца значишь?/ О бедная моя жена, / О чем ты горько плачешь?»

Автор: Людмила ГОРЕЛИК.








Загрузка комментариев...
Читайте также
27 минут назад

Мужчина не оставлял требуемые подписи в публикациях. На ...

50 минут назад
сегодня, 11:55

Об этом рассказала сестра погибшего в одном из местных пабликов....

сегодня, 11:25
Единый федеральный телефонный номер горячей линии 8-800-220-0-220...
Новости партнеров

Опрос

Какой самый безрассудный поступок вы совершали ради своей второй половины?


   Ответили: 103