"Разорванные нити". "А зори здесь тихие..." в смоленской драме

Накануне Дня города – героя Смоленска, отметившего 1160-летие и 80-летие освобождения Смоленщины от немецко-фашистских захватчиков, в смоленской драме состоялась премьера васильевского спектакля «А зори здесь тихие…» (12+) в постановке Заслуженного артиста Республики Беларусь Виктора Чепелева.
На создание этой героической драмы академическому театру  выделили более 3, 5 миллиона рублей. Средства были получены благодаря гранту Правительства РФ.

            «Война – это нечто противоестественное»

В современных реалиях «А зори здесь тихие…» Бориса Васильева воспринимаются особенно остро: не только как часть великой истории нашей страны, но и как нечто неотвратимое, грубо ворвавшееся в обыденную человеческую жизнь и сломавшее ее привычное течение.

То, что может произойти сегодня. Сейчас! Женские образы спектакля обнажают всю жестокость войны, ее страшную сущность.

Судьбы героев спектакля – маленькие и тонкие нити, частички огромной пряжи всего человечества. Кровавая бойня беспощадно и жестоко рвет эти ниточки, стирая с лица земли будущие поколения и превращая прекрасное женское тело в прах.

«Война – это нечто противоестественное», - говорил Васильев.

Борис Львович очень долго шел к повести «А зори здесь тихие…». Он вдумчиво штудировал так называемую лейтенантскую, окопную прозу, и однажды, вспоминая, как начиналась работа над созданием «Зорей…», в разговоре с исследователем творчества Бориса Васильева Владимиром Карнюшиным признался: «Чем больше я читал произведений на военную тематику, тем острее чувствовал, что мне чего-то не хватает».

Проза Юрия Бондарева, Григория Бакланова – «артиллеристская», ведь эти писатели начали писать уже в 1943 году, а у Васильева была совсем другая война. Война, где нет тыла и фронта, а та, где каждый сам себе приказ отдает. «А зори здесь тихие…» - дань уважения сотням и тысячам воевавшим женщинам.

Согласно разным источникам, в Красной Армии служили едва ли не восемь процентов «окопных» женщин. Но настолько искренне, чисто и с нежностью их смог впервые показать только Борис Львович. Сработало чутье художника!

Женщины на войне грубеют, сближаясь по гендерному типу с мужчинами, а Васильев осознанно делает их девочками, которые и на войне хотят оставаться женщинами и носить шелковое белье, от которого не может отказаться Женька Комелькова. Романтизм увеличивает остроту сопереживания! Он работает на контрасте стыке войны и мира, тихой заводи где-то в тылу и смертельно опасной схватки с противником.

Несмотря на то, что повесть Васильева – о женщине на войне, контрастирующий с женственностью образ Федота Васкова не менее трогателен и пронзителен. Девушки смеются над ним, называют «стариком». А ведь он совсем еще молодой человек 32 лет, переживший душевную драму.

Федот – «лесной человек», абсолютно русский тип! Он даже с врагом воюет с помощью природных сил. У Васкова множество функций – он и охотник бывший, командир и отец. Русский богатырь, который должен уберечь девочек от гибели. Васильев не карикатуру рисует - Васков в конце повести превращается в настоящего зверя! Стать таковым его вынудили бесчеловечные обстоятельства.

                   Цветы, сорванные войной

«А зори здесь тихие…» - спектакль-баллада, где кошмарный сон перетекает в жестокую реальность, а в светлые воспоминания о девичьем прошлом, перечеркнутые войной, врывается смерть. На сцене – простые человеческие чувства. Невостребованная любовь, смятый гвоздеватым ботинком фашистского диверсанта прекрасный цветок…

И бесконечная вера в Победу.

Что же в конечном итоге получилось у Виктора Чепелева и минского сценографа Юрия Соломонова? В пронзительной игре света и тени на сцене рождается извечная борьба добра со злом. Скупые декорации имитируют дремучий карельский лес и заброшенную в глуши, такую далекую от фронта деревеньку, где бойцы не воюют, а пьют да с охочими до мужского тепла бабами балуются. Деревню, в которую неминуемо проникнет погибельная катастрофа и снимет свою кровавую жатву.  

Скупа в постановке, которую в большей степени можно назвать повествовательной, построенной на слове, и система образов, которая уж точно над словом не превалирует. Что, на мой взгляд, является стопорящим художественное восприятие фактором.

В многословии теряется символизм, растворяется патетика. Хотя, возможно, и в этом приеме и есть рациональное зерно – язык спектакля незамысловат и доступен широкой публике. Особенно школьникам: повесть Бориса Васильева включена в образовательную программу, а постановка Чепелева как нельзя лучше продемонстрирует трагизм «Зорей…».    

Любопытный момент: когда в начале 70-х Юрий Любимов ставил Васильева на Таганке, у него возник конфликт с писателем: Борис Львович был против радикального сокращения текста в угоду изобразительных средств. Любимов даже позволил себе отозваться о нем как о… недостаточно талантливом авторе.

Сила искусства победила: «Я потом смотрел несколько спектаклей подряд, - признается позже Васильев. - В зале не было пролито ни одной слезинки. Люди уходили потрясенные. Трагедия очищает душу через мучительное сопереживание героям».

Однако глубокое погружение в слово в чепелевском варианте «Зорей…», шагающих на сцену прямиком из зрительного зала (тем самым органично соединив прошлое и настоящее, их неразрывную связь), придает несколько хаотичный характер представлению зрителей героинь, рассказывающих каждая свою историю. Ах, если бы у прибывшей в расположение Женьки из-под гимнастерки выбивался кокетливый клочок французского шелка, а героическая Рита Осянина, жена принявшего на себя первым удар пограничника, в момент своего признания озарилась алым лучом…

Или Лиза Бричкина, поделившаяся скукой житья-бытья в леснической сторожке, неожиданно оказалась одета в простую сорочку до пяток!

Это все мои домыслы поисков женской индивидуальности на сцене. Авторы смоленских «Зорей…» видят материал иначе. И радуют зрителя интересными находками.     

Помните новаторскую откровенную сцену фильма Станислава Ростоцкого (1972) в бане, которую до этого не знал советский кинематограф? Ростоцкому долго пришлось убеждать актрис, что именно эта скандальная по меркам советского времени сцена необходима для глубокого осознания ужаса войны. Он хотел показать, ЧТО бывает потом, когда пули впиваются в красивое женское тело и рвут его на части.

В спектакле «банный день» решен филигранно, изысканно и впечатляюще. Мечущиеся за стеклом декорации, изображающей баню, цветные пятна, какофония цвета и радостного женского визга девочек, на мгновение забывших о войне. Целомудренная жажда жизни, рвущаяся в зал, потрясает до глубины души.

А дальше будет смерть за смертью. И шаги в бессмертие.   

И стоящий на коленях Васков (Константин Юхневич в роли Федота Евграфовича невероятно убедителен и колоритен), за чьей спиной пять девушек – зенитчиц, которых он так и не смог защитить.

Эта повесть и постановка не только о героизме, но и о его цене. Читателя цепляют раздумья Васкова, которого терзает мучительная дилемма: победил ли он в своей личной войне, пожертвовав жизнью пяти девочек?

Финальная сцена еще раз напомнит зрителю о том, что в «Зорях…» Бориса Васильева нет, и не может быть вымысла. На растянутом полотне всплывают лица реальных женщин - фотографии смолянок - фронтовичек, заслонивших грудью родную страну от врага.

P.S.

Постановка Виктора Чепелева – густонаселенная, идет в двух актерских составах. Риту Осянину играют Марина Лукашова (Людмила Моткина), Женьку Комелькову - Алиса Биличенко (Алина Зиначева), Галку Четвертак - Виктория Клевцова – Абакумова (Анастасия Татаринова), Лизу Бричкину - Марина Аношенкова (Ксения Павлова), Соню Гурвич - Марина Лукашова (Любовь Чистякова).

Сержант Кирьянова - Ольга Федорова, хозяйка - Анастасия Клецова, (Людмила Моткина), соседка – (Марина Аношенкова), Ксения Павлова.

В роли майора заняты заслуженные артисты России Сергей Тюмин и Игорь Голубев, а также Юрий Гапеев, диверсанты - Александр Барковский, Илья Комаров, Степан Курочкин, Николай Фарносов и Александр Филиппов.

Старшине Васкову тоже пришлось «раздвоиться»: во втором составе Константина Юхневича сменит Александр Кащаев.

Фото предоставлено администрацией Смоленского академического государственного драматического театра им. А.С. Грибоедова.