«Мизансцена для гениев»: «хрономираж» на смоленских подмостках

30 ноября в Доме актера состоялась премьера мистического спектакля Павла Зуйкова «Мизансцена для гениев». Постановка рассказывает  о трагических судьбах двух величайших  режиссеров XX века – Всеволода Мейерхольда и Сергея Эйзенштейна.

                                      Спиритический сеанс на сцене

…Когда-то, к столетию нашего земляка, фантаста Айзека Азимова, я решила взять на себя смелость написать дерзкое, фантазийное интервью в весьма необычном формате – «вызвать» дух писателя, и «поговорить» с ним о его жизни. «Беседа» основывалась на автобиографических материалах Азимова и его произведениях.

Полагаю, писатель, узнав о такой шалости, не обиделся бы за «интервью», которого на самом деле не было, и быть не могло. Он же апологет научной фантастики!

Эксперимент удался на славу – статью вспоминают добрым словом до сих пор. Но речь не об этом.

Вполне возможно, что метод подачи материала в духе «посмертной беседы» не нов. Однако режиссер и драматург, автор пьесы Павел Зуйков решает свою постановку именно в таком ключе.

На затемненной сцене – три человека. Дух Мейерхольда (Олег Марковкин), дух Эйзенштейна (Константин Юхневич) и начинающий театральный критик – невольный участник спиритического сеанса (Артем Улитин).

Мейерхольд: « Сережа, где Вы?»

Эйзенштейн: «В чистилище, но рядом с Раем!»

Однако все по порядку. Напомним читателю о величинах Театра и Кино, которые своим беспрецедентным мужеством творцов и новаторов, созидавших Искусство в сложнейшую эпоху, привлекли внимание Павла Зуйкова. Он-то и устроил Мастеру и Ученику фантасмагорическую встречу в Посмертии. Революционеры искусства Сергей Эйзенштейн и Всеволод Мейерхольд были друзьями. В этом году исполнилось 125 лет со дня рождения «отца монтажа» Эйзенштейна и 150 лет – отцу «биомеханики» Мейерхольду.

                            Революционеры искусства

Всеволод Мейерхольд - один из самых известных театральных режиссеров. Для Мейерхольда тело актера становится музыкальным инструментом, позволяющим извлекать эмоции из движения. Имя Всеволода Мейерхольда стало символом авангардного театра. Именно Мейерхольд поставил вместе с художником Александром Головиным самый фееричный, дорогой и пафосный спектакль в истории мирового театра.

«Маскарад» вынашивался годами, но был поставлен за феноменально короткий срок - за месяц. Мейерхольд сумел организовать такую постановку, в которой только статистов хора было 200 человек! Премьера случилась как раз в день Февральской революции и стала прощальным спектаклем императорского Александринского театра. 

Головин сделал для «Маскарада» порядка четырех (!) тысяч эскизов.
Создавался он с невиданным размахом и масштабностью. Александр Головин разработал систему занавесов, с помощью которых Мейерхольд регулировал глубину сценического пространства и «монтировал» сцены.

«Маскарад» впитал в себя оголенный нерв времени, когда каждый чувствовал, что грядут перемены и старый мир неизбежно будет разрушен. Символико-мистический спектакль Мейерхольда - Головина стал синтетическим действом, в котором причудливо соединились опера, танец, пантомима и трагедия. Более яркого и дорого спектакля Российская империя больше не видела. Постановка «Маскарада» обошлась в 300 тысяч золотом (в переводе на современные деньги - почти 400 (!) миллионов рублей). Роскошь резала глаз. Пышный и трагический, фантастический «Маскарад» назвали «последним спектаклем царской России» и «панихидой по уходящей Российской империи».

Мейерхольд принял революцию сразу. Искренне! В 1918 году к первой годовщине Октябрьской революции он поставил «Мистерию-буфф». Пьесу сочинил Владимир Маяковский, а сценографию и костюмы разработал Казимир Малевич.

…Жизнь художника, авангардиста и революционера сцены завершилась чудовищно: он был признан шпионом и расстрелян  2 февраля 1940 года. Его невостребованный прах погребли в общей могиле № 1 на кладбище московского крематория у Донского монастыря.

Сергея Эйзенштейна называют «отцом монтажа», который предопределил принципы создания фильмов. Фильмы Эйзенштейна возглавляют списки главных картин мирового кинематографа, а его творчество повлияло на мастеров индустрии кино - Альфреда Хичкока, Френсиса Форда Копполу и Оливера Стоуна. произведения Эйзенштейна разбирают на цитаты, теоретические работы штудируют во всех киношколах. Он на равных общался с Уолтом Диснеем и Чарли Чаплином, который назвал картину «Иван Грозный» «высшим достижением в жанре исторических фильмов».

«Эйзенштейн трактует историю поэтически, а, на мой взгляд, это превосходнейший метод ее трактовки, - признался Чарли Чаплин. - Когда я думаю, до какой степени искажаются события даже самого недавнего прошлого, я начинаю весьма скептически относиться к истории как таковой. Между тем поэтическая интерпретация истории создает общее представление об эпохе. Я бы сказал, что произведения искусства содержат гораздо больше истинных фактов и подробностей, чем исторические трактаты».

Эйзенштейн воспринял Октябрьскую революцию как шанс уйти от старых установок и обветшавшего уклада: «Только революция могла дать мне возможность хорошей жизни, подарив самое дорогое - возможность стать художником. Революционный вихрь дал мне основное - свободу самоопределения».  

Эйзенштейн пошел в Красную армию. На фронте в перерывах между боями он активно участвовал в самодеятельных театральных постановках, где выступал в качестве художника-декоратора, режиссера и актера.

После войны Сергей поступил в театральное училище на курс Всеволода Мейерхольда, где окончательно сформулировал свои идеи о новом «левом» искусстве, основанном на «аттракционах» - элементах, подвергающих зрителя «чувственному или психологическому воздействию». Однако, вместо того, чтобы взломать старое театральное искусство, Эйзенштейн принялся развивать свои теории в молодом революционном искусстве кинематографа.

…10 февраля 1948 года перенесший инфаркт Эйзенштейн весь вечер работал над очередной рукописью. Его больное и слабое сердце было истощено борьбой с политической конъюнктурой и критикой второй части картины «Иван Грозный». Оно не выдержало…  

                Муки совести и покаянные слезы

Из черной пустоты на сцене возникает Мейерхольд, шагнувший в XXI из кровавого «века - зверя». Нет, это… не глюк! Его эксцентрический, гротескный образ узнаваем: золотая жилетка, знакомая зрителю по работам художника Бориса Дмитриева; карнавальная маска. Только одежды - белые, как принято у чистых душ в Раю. К нему на встречу спешит Сергей Эйзенштейн - «весь в белом, словно Аполлон».

Для режиссеров исключений нет: они обязаны отвечать на вопросы тех, кто их вызвал с того света. В данном случае, опешившего молодого литератора, которого зовут, как Станиславского – Константин. Завязывается диалог, перерастающий в импульсивные, страстные монологи, в основе которых – автобиографический материал.

Темп монологов – рваный, пульсирующий, взрывной. У каждого игрока на сцене свой характер и свое лицо, запечатленное эпохой. Эйзенштейн молод, бесшабашен, он искрится кипучей творческой энергией. И, не ведая стыда (после смерти можно все!), рассказывает со сцены о своих ошибках, огрехах и гениальных шалостях. О постигшем режиссера опасном казусе на съемках «Броненосца «Потемкин» в 1925 году в Одессе из-за журналистки, прельстившей его своими пышными формами. О новаторском введении в мизансцену черно-белого кино красного цвета (всю ночь раскрашивал флаг в финале смонтированного материала «Потемкина» и забыл сделать склейку планов)…

О многом, многом другом.  

И о смерти – куда ж без финальной точки, разрывной пулей обрывающей земное существование?

Монологи «хрономиража» густеют под зловещую пляску теней.

Смерть – незримая спутница Мейерхольда, неотрывно следующая за ним по пятам сквозь обжигающее пламя Революции, сожравшей режиссера-мистика подобно Сатурну. Белый цвет взрывается красным, Мейерхольд окровавленной белой чеховской чайкой мечется по сцене. Но разве он действительно в своих эпатажных мечтах стремится умереть, подобно Треплеву, который жил в его душе всегда, от пули?

Как страшен этот кровавый революционный маскарад, срывающий с авангардиста золото жилетки и швыряющий его на диванчик, укрытый цветастым покрывалом. Уж не намек ли это на полотно Петра Кончаловского, написанное за считанные дни до ареста режиссера?..

Земной путь Мейерхольда завершается. И вот уже на нем расстрельная белая рубаха навыпуск. Пытки, скотское глумление над личностью и нечеловеческие издевательства, длившиеся три недели до расстрела: «А удаляющиеся звуки каблуков конвоиров стучали в моей голове так, как будто забивали гвозди в крышку моего гроба!»

Финал загробной истории близок. И сердце идет на разрыв под фрагмент из оперы Глюка «Орфей и Эвридика», когда создатель беспрецедентного «Маскарада» узнает о страшном. Зверском убийстве его Музы Зинаиды Райх в квартире на Брюсовом переулке через двадцать дней после его ареста, в июле 1939 года...

Орфей спускается в Ад.

Спиритический сеанс окончен.

Мейерхольд не в силах оставаться в мире абсолютной жестокости. Вслед за ним по мерцающей на экране дорожке, проложенной солнцем по водной глади мыслящего Океана (визуализировать бесконечность времени помогает проекционный экран), растворяется в Вечности и Сергей Эйзенштейн.

Звучит хоральная прелюдия «Взываю к тебе, господи!..» Иоганна Себастьяна Баха, ставшая лейтмотивом фильма Андрея Тарковского «Солярис». Утрачен первозданный мир, невыносимы муки совести.

Их смоют очищающие слезы и покаяние наших современников – блудных сыновей XXI века.

Будем надеяться, что эту пронзительную постановку ждет счастливая судьба.    У Павла Зуйкова возникла идея показать «Мизансцену для гениев» в Театрально-культурном центре имени Мейерхольда в Москве.    

Фото: vk.com/zushow