"Субботний патиссон". Литературный дебют смолянина произвел фурор в Москве

Знакомство с «Субботним патиссоном» (как весьма иронично называет свое творение в эпиграфе к сборнику стихов, который недавно увидел свет в столичном издательстве «Стеклограф», его автор, Михаил Чеботарев, - «продуктом книжным, буквосодержащим», где «возможны следовые количества смыслов и Евгения Шеманцева»), зашло на «ура».

«Следовые количества смыслов» ведут пунктиром птичьих следов к многослойным пластам модернизма, постмодернизма (и всего того, что было ранее), которые нам с Мишей довелось перелопатить за годы учебы в СГПИ. Многолетний интенсив мозгового штурма уж точно даром не прошел – философия экзистенциализма, «устремление к «автоматическому письму» сюрреалистов, экспрессия (влияние немецкого экспрессионизма) и зашкаливающая суггестивность импрессионистских «снов наяву» - характерные черты лирического почерка Чеботарева.   

Эмоциональная сила, сложная система образов и неровная шероховатость «танцующих румбу» строк рисует причудливые линии индустриальных ландшафтов и привидевшихся в горячечных снах иррациональных картин, обрывков рассыпающихся, словно карточный домик, сюжетов и попыток расшифровать свои видения.

Забавный постмодернистический винегрет из нафаршированного смыслами патиссона вышел!

Впрочем, расшифровывать поэтические ребусы положено читателю. Художнику, который стремится к познанию своей внутренней природы, нет смысла объяснять, зачем, какой целью и как он «положил краску».

Чеботарев (да не прозвучит мое мнение самонадеянным и лишенным всяких на то оснований) врывается в современную нео-поэзию подобно Артюру Рембо. Вот как описывает предтечу сюрреализма литературовед О. Дорофеев: «…беспримерный нахал, которому, конечно, ничего не стоило вломиться в чопорный салон Поэзии, напоенный тонкими ароматами из парнасских склянок, натоптать там, высморкаться в занавеску, да что там! – сорвать ее к чертовой матери, распахнуть окно и выпустить на волю стаю обезумевших от внезапного света слов».

С легкой руки автора «мысленный кот» постмодернистов и иже с ними, вольготно чувствующий себя текстах рок-музыки XX века, снова выпрыгнул из мешка и понесся невесть куда, - оголтелый, ошпаренный новыми смыслами, с глазом дурным и веселым.

«Чумные доктора танцуют румбу» - стихотворение, которое открывает сборник. Эмоциональная сила, графичность, шифр метафор, внутренняя динамика и музыкальность стиха кричит о манифесте мировоззрений человека, который решился предельно искренне и шокирующе исповедально рассказать думающему социуму о своем сложном и полном инверсий внутреннем мире.

Чеботарев не описывает. Он – сопереживает, ищет, изображает боль, неприкаянность и отчаяние потерянного поколения. Последнего советского поколения, большей частью утраченного и рассеявшегося на призрачных и зачастую губительных для души топях, которые остались в наследство после апокалиптического развала СССР.

«Чумные доктора танцуют румбу.

Время выкрасить черным афишные тумбы –

В этот город никто никогда не приедет.

Три горящих кольца лучше всяких застав,

Три холерных ручья безнадежных облав.

Пусть священник косуху на службу наденет.

Нас никто не услышит, нас никто не узнает,

Этот город как – как дымка – сегодня растает.

…………………………………………………..

Три шута на крестах – зря смешили народ.

Три слепых рыбака перейдут реку вброд».

Как и в случае с Рембо, мелодичные тексты Чеботарева лучше не читать, а слушать. Слушать, как он «кует из строф» свои неясные, ажурные видения, сотканные из вороньих стай и Черных кораблей.

И не гнушается романтически - изысканных, звонких образов - аллегорий, которые стальной иглой ввинчиваются в мозг, как, например, в той же «Балеринке»:

«Заводная балеринка бьется в кровь

Внутри железа шкатулки музыкальной

Прошелся колокол набатом поминальным,

Ты саван балеринке алый приготовь».

Что наша жизнь?

«Жестокий квест»!

«У Золушки под кринолином пулемет,

А фея Жадности с кастетом в ридикюле,

Уже неделю дождь из мертвых жаб идет,

И темноту сшивают трассерами пули».

Быть может, от строк «Субботнего патиссона» попахивает декадентством – автору сборника нередко приходилась слышать, что содержание его лирических опусов уж больно мрачное: «Сгущаешь краски!»

Ну что ж, пора упомянуть и о красках.

Магия слов и смысловых инноваций, нанизывание впечатлений, ассонансы и аллитерации имеют ярко выраженную цветовую окраску.

Михаил Чеботарев  вслед за Рембо продолжает… придумывать цвет гласных!

В главе «Алхимия слов», которая войдет в книгу Рембо «Пора в аду», импрессионист – сорванец и новатор - напишет: «Я придумал цвет гласных!.. и льстил себя надеждой, что с помощью инстинктивных ритмов я изобрел такую поэзию, которая когда-нибудь станет доступной для всех пяти чувств... Я писал молчанье и ночь, выражал невыразимое, запечатлевал головокружительные мгновенья».

Упор на цвет в названиях стихотворений: «На пристани у Черных кораблей» (сквозной образ), «Последние фигуры белых», «Черный снег по вторникам», «Золотая сосна воспоминаний», «Там сосны изумрудные поют».

Черный, красный и белый. Золото, символизирующее зыбкость иллюзий и надежд, и зеленая синь хвои, намекающая на возрождение и несбыточные мечты о возвращении в невинность.

Пепел и алая кровь. Сумерки и ночь. Закат и смерть. Птичьи стаи и корабли. Мерцание звезд. Мертвенность и непорочная чистота белого цвета.   

«Черные воды текут в обе стороны,

Над головою не бабочки – вороны,

Мост без перил из ниоткуда в никуда,

И тишина без края и дозвон – навсегда».

Рваные, порой кажущиеся неуклюжими, рифмы.

Стремление уйти в верлибр, расширить эмоциональную палитру, отдалиться от акварельного импрессионизма в иную, более жесткую художественную форму «с содранной кожей», и максимально приблизиться к экспрессионизму (конечно же, не столь физиологичному, как у того же Готфрида Бенна) и обнажающему язвы души экзистенциализму.

Задуматься о сущности и смысле человеческого существования путем препарирования своего, сугубо индивидуального внутреннего (творческого) материала. Проникнуть в духовную красоту искусства и созерцательную философию бытия в контексте одной взятой полувековой жизни. Личной, связанной незримой пуповиной с Вечностью.

«Мы по пояс в облаках,

Кровь и пепел на руках,

Никогда не стать богами

Тем, кто правил дураками.

Просто знай!»

Ритмический артистизм, интеллектуальная усложненность и неизменная самоирония.

«Такая жизнь – со сбившимся прицелом.

А хочешь быть как все – простым и целым?

Но океан и вечность – как без них?

С годами все привыкнут, – что ты – псих.

Будь аккуратней с вечностью, сынок,

Пока твой мозг в пространство не утек».

Ирония и отдающий сарказмом смех, куда ж без них?

Как в «Кистеперой»:

«Обратно в океан спешила кистеперая,

Того, что получилось на земле слегка стыдясь:

«Спустя десятки миллионов признаю –

                                  вышла неудача».

Неудачи у Миши быть не может. На подходе выпуск нового сборника – более зрелого и стилистически целостного, - который обещает выйти под названием «Мертвый клоун». Да и судьба «Субботнего патиссона» с тиражом всего 100 экземпляров оказалась весьма удачливой: на днях Чеботареву отписали из издательства, что «книгу почти всю раскупили, что очень круто для малоизвестного автора».

Значит, не зря мы штаны протирали на лекциях Баевского, Меркина, Ермоленко и Захарова!

Кстати, Чеботарев, имеющий непосредственное отношение к «Рабочему пути» (лет двадцать назад трудился в пиар – агентстве нашего издательского центра), сегодня успешен в качестве «идеолога и практика корпоративных мероприятий как hr – ценностей» и представляет одну из московских компаний.  

Большому кораблю большое плавание!