Как отшельник из смоленской деревни борется с браконьерами

Люди больше никогда не вернутся в Морзино. Несмотря на первозданную природу, огромное озеро и то, что отсюда до Смоленска не больше сотни километров. Здесь из двух десятков дворов советских лет до нынешних дней дожили только два, а остальные давно занозят равнодушные пришлые взгляды черными островками истлевающих в диком травостое изб.

Жизнь в деревне - нелегкий труд, который молодым неинтересен, а пожилым непосилен. Особенно там, где, кроме «лампочки Ильича», никаких благ цивилизации не было и теперь уже никогда не будет.

В обозримые 20 лет в Духовщинском районе растворились в вечности 200 деревень. Только на территории бывшего совхоза «Верешковичский» из 37 их осталось только семь, да и то условно, потому что вряд ли можно назвать деревней островок, на котором еще пытаются как-то выживать от одного до пяти стариков. В Морзине их двое. Один из них - местный, Владимир Макарович Корытцин.

Круг замкнулся

С разухабистого проселка сворачиваем на проторенную в траве колею. Если бы не опытный, знающий эту местность «штурман», то плутать бы нам в траве и кустах до сумерек. Но Морзино - бывшая бригада совхоза «Верешковичский», а курс через траву и ухабы прокладывал его бывший директор Алексей Константинович Русаков. Он и сейчас не забывает эти места. Раньше, когда здесь процветала совхозная свиноферма, а самый большой в хозяйстве пруд давал годовой план по рыбе, дороги сюда были проторенные. А теперь ориентируемся по линейке электрических опор. По логике, должны же они куда-то нас вывести, да и голубое зеркало озера площадью в 47 га, пока ехали по большаку, было от нас справа. Значит, и деревня где-то там.

Да вот она, обозначилась еще довольно крепкой избой на опушке леса. Из признаков жизни только проложенная по траве колея. Дальше «ползем» по такой же «трассе» вдоль стены кустов и сквозь тучные рои слепней. Преодолеваем довольно глубокую бочажину и стоп! Дальше - только пешим строем. Впрочем, идти недалеко. Развалины чьего-то «родового гнезда», старые березы и вот он - домик-крепыш нашего «отшельника» с кустом розовых пионов под окном. Хозяин уже отметил свое «совершеннолетие» - 81 год. Нормальный возраст, особенно если цифры местами переставить. Но Владимиру Макаровичу и без всяких перестановок его возраста не дашь, слишком уж он подвижный.

Для начала разговора устроились на веранде, угол которой заставлен пчелиными домиками. Хозяин «фазенды» - всю жизнь страстный пчеловод, так и не «клюнувший» ни на какие новшества типа пластиковых ульев или новых «не кусачих» пород пчел. Нет, ульи у него старинные, деревянные, по ним можно прочитать всю пасечную историю Макарыча, ведь во все времена делал он их сам, под свой рост и силу. А пчелы… просто сказка! Среднерусская порода! Когда хозяин открывает улей - удирают даже слепни! Будь он в 1941-м постарше, открыл бы своих среднерусских, и тогда окончательную капитуляцию фашисты подписали бы в Морзине! Потому что в таком случае чистоплюям из Третьего рейха до Берлина просто было бы не добежать… Но Владимир Макарович в то время был еще совсем маленьким, до пчеловодства ему было долго расти, он отправился вместе с матерью в эвакуацию и лишь после освобождения области вернулся в родные места.

Тогда, несмотря на послевоенную разруху, деревня возрождалась, люди возвращались на выжженные войной, но все же свои насиженные места, и скоро в Морзине уже «задышали» горьковатым печным дымком кое-как слепленные избы. Вечный круг замкнулся, жизнь с трудом, но снова пошла своим порядком.

Поглядел тудыть-сюдыть, ах ты ж … твою мать, хата горить!

- Владимир Макарович, одному-то в деревне жить не страшно?

- Почему одному? На другом краю у меня сосед есть, тоже пенсионер. Работящий мужик, хозяйство держит. Несколько лет назад лошади у него были. А я тогда много капусты сажал. Огородил свой участок жердями, чтобы кони не проходили, а его жеребец подошел к огородке и давай задом ее толкать. Сообразил же, подлец, как до капусты добраться. Я его шуганул. Потом с соседом все препирались, чтобы он лошадей не распускал, но все мирно, нашли общий язык. Теперь у него птицы на дворе много - утки, гуси, куры… Молодец мужик, не ленится, таким только в деревне и жить.

- Неленивых много, только что-то в деревню они не едут, все в город норовят…

- Так у них там официальная работа, что на пенсию влияет. Опять же, больница рядом, почта, банк, магазин… А тут даже если что и вырастишь, то куда это потом везти продавать? А возраст подойдет, когда болезни или старость одолеют? Ладно, если есть кому помочь, а то ведь ни хату подлатать, ни огород посадить... Я уже никаких грядок не держу, не по силам, только пчелами с зятем потихоньку занимаемся. Они ко мне приезжают, помогают с хозяйством справляться. А у меня есть «Жигули»-«четверка», пока еще сам за рулем. Да, разные были времена, пришлось мне из совхоза уволиться, с должности рыбовода, и перейти работать на Ярцевский хлопчатобумажный комбинат. Много лет отдал этому предприятию. За эти годы совхоза не стало, пруды никому теперь не нужны, а вот деревня еще жива, пока мы тут, два пенсионера, обретаемся. Не будет нас, и Морзино можно будет на карте Смоленщины зачеркнуть. А ведь при советской власти перспективы были. Свиноферма тут работала, рыбоводством занимались. Люди на месте трудоустраивались, кто хотел, конечно. И теперь народ приезжает, кто знает эти места, но в основном браконьерничать. А я это озеро охраняю, вернее присматриваю, чтобы особенно тут не безобразничали с сетями.

- Вы травяных палов не боитесь или тут траву жечь некому?

- Да каждую весну полыхает. Нынче пал пошел, травища-то у нас вон, в человеческий рост! Никто не косит, так к осени и высыхает на корню. Я тушил пламя на дамбе, оглянулся по сторонам, а уже соседская заброшенная хата горит. Слава богу, до моей огонь не дошел, вовремя хватился. Так что все как у людей, каждую весну горим! А так нет, жить не страшно, ведь это МОЯ деревня.

«Я - гражданин России!»

- Не боитесь с браконьерами связываться? Ведь могут и …

- Боюсь, но всегда говорю, когда меня спрашивают, кто я такой, что я - гражданин России! И закон нарушать нельзя ни на земле, ни на воде. С удочкой, со спиннингом - пожалуйста, но электротоком рыбу бить не надо и сетями молодь губить тоже незачем. Нет у нас таких голодных, чтобы вот так варварски относиться к природе. И знаете, слушаются, многие перестают безобразничать.

По заросшей густотравьем тропинке спускаемся с Владимиром Макаровичем к плотине. Попутно он рассказывает мне еще об одной беде: как только пруд стал бесхозным, прекратилось его обслуживание. Плотину и шлюзы никто не ремонтирует, и система спуска воды катастрофически приходит в негодность. А огромная площадь этого когда-то культурного водоема сейчас зарастает тростником, давая приют самой разной водоплавающей живности.

- Вон, смотрите, видите, среди камыша лебеди плавают? - Макарыч машет рукой в сторону другого берега.

Откровенно говоря, я ничего там различить не могу, но зоркий взгляд хранителя здешних мест не обманешь.

- Возьмите бинокль, посмотрите, - протягивает он мне свой оптический раритет.

На самом деле, стоящая вещь. Бинокль немецкий, гитлеровские офицеры через такие в 1941-м уже видели окраины Москвы и изучали подходы к Ленинграду. В отличном состоянии, оптика - на «пять с плюсом», с координатной сеткой для корректировки артогня…
Вот в него-то я лебедя и увидел, вернее целое их семейство. Плавают, плещутся, спокойно им тут.

Через плотину проходим по чуть наторенной колее, уходящей в лес. Когда-то здесь была хорошая дорога, а теперь - зарастающий глушью тупик. Все, дальше идти некуда, приходится поворачивать обратно, в сторону цивилизации.

Жара палила беспощадная, поэтому снова забиваемся под прозрачную крышу веранды, с которой и начался наш путь по Морзину.

- Владимир Макарович, все же чувствуется тут оторванность от жизни?

- Нет, сотовая связь нормально работает, телевидение идет, не жалуюсь. Может, не все программы, но большинство. Газеты выписываю, почтальон их регулярно приносит, так что я в курсе всех политических событий. Особенно меня интересует проблема гипероружия, которое сегодня накапливается в мире. Зачем оно? Когда люди наконец-то перестанут сами себя убивать? Если не остановимся, то дойдем до того, что вся земля станет похожа на наше Морзино. Останутся одни развалины да кое-где уцелевшие люди, у которых уже не будет будущего.

И действительно, может, пора уже одуматься и всерьез посмотреть, куда идем? Похоже, проморгали мы тот поворот в истории, с которого открывается широкая перспектива, и уперлись в такой же непролазный тупик, как за старой плотиной в Морзине. Возможно, именно сейчас еще не поздно повернуть назад и начать отстраивать на месте разрушенных хат новые.

Но, видимо, чтобы дорасти до этой мысли, сначала нам всем надо стать не «паспортными», а настоящими ГРАЖДАНАМИ России, как 80-летний Владимир Макарович Корытцин.