Фоторепортаж
Видео
Анатолий Ледуховский – режиссер так называемой «новой волны». В 1987 году создал в Москве труппу «Модельтеатр», с которой работает и сегодня. Преподает в ГИТИСе на факультете сценографии и режиссуры. Его приглашают на работу в зарубежные театры... В октябре Ледуховский выстрелил в консервативный Смоленск гоголевским «Ревизором», в январе возглавил труппу Смоленского государственного драматического театра им. А.С. Грибоедова. Что ж, пришло время пообщаться...
- Вас упрекают в элитарности, и смоленский театрал вас поругивает. Говорят, что вы ставите спектакли «не для людей». Если «не для людей», то для кого же?
- Кто-то сказал, что «Театр – это забава королей». Только в советское время театр стал достоянием народа. Это достаточно сложное искусство, и чтобы его адекватно понимать, зрителю необходима серьезная подготовка. Прежде чем прочитать Ницше, нужно не только знать буквы, но и быть готовым к прочтению трудного для осознания произведения. Поэтому ТЕАТР должен предъявлять претензии к зрителю, а не наоборот. Иначе мы скатимся к тому, что будем ставить только «Зайку-зазнайку» - эту постановку действительно поймут все!
Многие уже писали, что смотреть мои спектакли – своего рода работа. И не только мои. Чтобы понять постановку любого личностного режиссера, нужно немножко поработать. Когда зрителю что-то активно не нравится, мне это импонирует – я делаю спектакли не только для того, чтобы они «нравились»! Если моя работа вызывает раздражение, неудобство, выводит человека из себя, это не так уж плохо, значит в спектакле что-то есть.. Гораздо хуже, когда зритель посидел, посмотрел и... забыл. Но было бы неправильным думать, что спектакли НИ ПРО ЧТО только в Смоленске делают. Их и в Москве достаточно.
Часть публики действительно не хочет думать и развиваться. Но лично мне кажется, что государство тратит свои деньги на содержание государственных театров, поставив перед собой более серьезную задачу, нежели банальное развлечение зрителя. Именно поэтому я категорически не принимаю выездные антрепризы, которые ориентируют стационарный театр на бездумное времяпрепровождение. Зритель приходит и видит известных артистов, которые... веселят. А затем предъявляют требования и к драматическому театру: «Смешите нас!» Но это же юмор ниже плинтуса! Убежден, что таких зрителей в Смоленске меньше, чем кажется, и гораздо большему количеству нужны сложные, непростые спектакли. Я видел таких людей на своих «Трех-сес-трах» и «Маркизе де Сад», внимательно смотревших на сцену и адекватно реагировавших. И я не склонен считать, что вокруг одно быдло, а я такой элитарный. Нет! Просто многие «умные» зрители перестают ходить на легковесные постановки, и театр этого зрителя теряет, а наша задача вернуть его в театр. Мне кажется, что вы своего зрителя недооцениваете. Я знаю, что десять лет назад у Смоленского драмтеатра был сильный репертуар...
- Да. Сильный репертуар, но большинство постановок погибли из-за того, что в зале сидели пять человек.
- Вы хотите сказать, что нужно идти на поводу у зрителя? Пусть лучше в зале будет пять человек, которым театр действительно дорог, они для меня гораздо важней тех, кто пришёл просто развлечься. Важно, что для этих пяти смолян будут играть артисты, которым интересно работать для думающего зрителя! В вашем театре собрана очень деликатная актерская труппа, которая тонко реагирует на качество постановки, болезненно относится к исполнению роли – их не обманешь! Поэтому сегодня, когда российский театр брошен на произвол судьбы, мне нужно сделать так, чтобы актерам хотелось играть спектакли. Если нам удастся сохранить тот творческий потенциал, который артисты сохранили, несмотря ни на что, и будем делать то, что ИНТЕРЕСНО нам, но интересно ПО-НАСТОЯЩЕМУ, полагаю, зрителей в театре прибавится. Конечно, не сразу, но это непременно произойдет.
Есть и такая опасная тенденция в российских театрах: публики нет, и администрация начинает бесплатно приводить своих бабушек и тетушек, которые хотят посмотреть «два притопа, три прихлопа». Я считаю, что этих бабушек незачем тащить в театр! Они-то как раз и говорят о серьезном спектакле: «Ой, какая ерунда!» Зачем прикармливать публику, которой театр чужд?! Театру нужна молодежь. Но... Ужасно, когда в зале сидит учительница, которая за полтора часа ни разу не повернула головы в сторону своих учеников – шумящих, разговаривающих, пересаживающихся! Подхожу к ней в антракте: «Вы учительница?», и десять минут ее, как девочку (а ей лет пятьдесят) отчитывал. «Вы привели детей и даже не видите, чем они занимаются...» В обществе нет культуры общения, культуры похода в театр. Ни разу не было, чтобы у кого-нибудь в зале не зазвонил телефон. Мы должны приучить зрителя, что после третьего звонка вход в зал запрещен, и не пускать опоздавшую публику в течение всего первого или второго акта. К счастью, в зале всегда находится человек, который поставит шумного зрителя на место! А если такие зрители есть – ещё не всё потеряно!
Во всяком случае на моих спектаклях сложно кушать конфетки и разговаривать.
- Но многие-то как раз и приходят в театр отдохнуть, сжевать бутербродик в антракте...
- В наше время можно и не ходить в театр. «Мыльные оперы» на ТВ обходятся намного дешевле. В театре в сжатое время можно сказать о многом, здесь главное – это содержание. В античном театре собирали народ для того, чтобы ОБРАЗОВЫВАТЬ. Постановки шли по пять-шесть часов, людей бесплатно кормили, но – ЗАСТАВЛЯЛИ смотреть. Правители были заинтересованы в том, чтобы в мифологической форме просветить своих подданных, объяснить, зачем и для чего они живут. Театр, как искусство развлечения, нигде, кроме СССР, больше не существовал! Да, в России был площадной театр, где на Масленицу Петрушка развлекал народ. Вот такой театр и требует тот зритель, который любит смотреть шоу под водочку и блины с икрой.
- Вы сами бываете довольны своей работой?
- Мои спектакли подвижны изнутри, они замешаны на контакте со зрителем. Зритель влияет на то, что происходит на сцене. Актеры вынуждены держать зрителя, а вашу публику удержать очень сложно на моих несюжетных спектаклях, где важно не повествование, а атмосфера, в создании которой должен участвовать и зритель. Каждый спектакль – разный. Контакта со зрителем не получится, если актер поступком, взглядом не отреагирует на шум в зале. А приучить зрителя к тому, что артисты за ним тоже наблюдают – особое искусство... На одном из спектаклей Евгения Марчелли на сцену выходит человек и объявляет: «На наших спектаклях не нужно отключать телефоны. Вы даже можете кому-нибудь позвонить. И вообще, делайте все, что вам хочется. Но в этом случае мы тоже позволим себе то, что считаем нужным». И когда у кого-то все-таки затренькал мобильник, все к нему повернулись, и раздался дикий хохот в зале... Представляете, ЧТО почувствовал этот человек?
- Какие темы в искусстве вас интересуют?
- А как вы сами думаете?
- Мне кажется, вы работаете на уровне подсознания...
- Я сам бы так с ходу не ответил... Да. Разбудить подсознание – очень точная формулировка. Однажды я беседовал с немецким критиком. который на вопрос, «чем отличается немецкий театр от русского?», сказал: «Немецкий театр – это вертикаль, а русский – горизонталь». Я возмутился, потому что не считаю, что я – «горизонталь». И он оговорился, что «ты как раз ближе к немецкому театру, поэтому-то больше работаешь на Западе, чем в России». «Вертикальные» постановки как раз и вызывают раздражение в Отечестве! «Горизонталь» - это то, что лежит на поверхности. Пришел, увидел, развлекся. Для «вертикали» главным является смысл и атмосфера. И я не совсем согласен с немцем, потому что сегодня настоящий российский театр находится в авангарде и никакого отношения к подножному, «горизонтальному» театру не имеет.
- «Вертикаль» для массового зрителя – пустой звук!
- В зале сидят 60-120 человек. О каком массовом зрителе вы говорите? Иногда в театре мне говорят: «Вот этот спектакль очень хороший, веселый, людям нравится. А этот – тяжелый, на него зрители не ходят». Я посмотрел оба. По 60 человек в зале в обоих случаях. И «тяжелая» постановка у смолян вызывала явный интерес, а на комедии, которая не стоит и выеденного яйца, 20 человек... спали. Если артисты будут работать в полную силу, и «тяжелый» спектакль будут смотреть с удовольствием - истинное искусство не может быть «тяжелым» или «легким». В Москве после моих спектаклей зрители иногда говорят: «Ничего не понятно, но так захватывающе!» Спектакль и должен быть непонятен до конца, но что-то в человеке ДОЛЖНО перевернуться! У вас были режиссеры, которые дали смолянам другой театр. Бездумный. Веселящий. Но что-то я не слышал, чтобы от этого прибавилось зрителей и театр стал более успешным.
- Значит, что уйдут зрители, которые хотят веселья...
- Пускай уходят к своим телевизорам! Их долго приучали к тому, что в театре можно дремать. За них пережевывали пищу. Все мои постановки, которые шли здесь, умерли... Зритель только к ним начинал привыкать, а спектакли снимали. Хотя у вас есть много хороших спектаклей, которые мне искренне нравятся.
- Тяжело разрываться между Смоленском и Москвой?
- Тяжело. Мне не хочется терять ни «Модельтеатр», ни ГИТИС. Если я пойму, что в моем присутствии здесь не нуждаются, придется со Смоленском расстаться. Зрителя нужно приучать, что в театре идут качественные пьесы, что они не совсем простые. Мои спектакли собирают вокруг себя определенный круг зрителей. Тех, кто в них влюбляется и хочет смотреть еще и еще! Проблема ещё и в том, что зритель не привык к театральному языку, многие даже и не подозревают, что такой язык существует, поэтому ему сложно понять происходящее на сцене. И дело не в сюжете, содержании. Все, что делаю я, имеет определенный театральный язык, просто нужно немножечко «въехать».
И в завершение - раз меня сюда пригласили, это сигнал к тому, что нужно что-то изменить! В моем случае – усложнить.
- Вас упрекают в элитарности, и смоленский театрал вас поругивает. Говорят, что вы ставите спектакли «не для людей». Если «не для людей», то для кого же?
- Кто-то сказал, что «Театр – это забава королей». Только в советское время театр стал достоянием народа. Это достаточно сложное искусство, и чтобы его адекватно понимать, зрителю необходима серьезная подготовка. Прежде чем прочитать Ницше, нужно не только знать буквы, но и быть готовым к прочтению трудного для осознания произведения. Поэтому ТЕАТР должен предъявлять претензии к зрителю, а не наоборот. Иначе мы скатимся к тому, что будем ставить только «Зайку-зазнайку» - эту постановку действительно поймут все!
Многие уже писали, что смотреть мои спектакли – своего рода работа. И не только мои. Чтобы понять постановку любого личностного режиссера, нужно немножко поработать. Когда зрителю что-то активно не нравится, мне это импонирует – я делаю спектакли не только для того, чтобы они «нравились»! Если моя работа вызывает раздражение, неудобство, выводит человека из себя, это не так уж плохо, значит в спектакле что-то есть.. Гораздо хуже, когда зритель посидел, посмотрел и... забыл. Но было бы неправильным думать, что спектакли НИ ПРО ЧТО только в Смоленске делают. Их и в Москве достаточно.
Часть публики действительно не хочет думать и развиваться. Но лично мне кажется, что государство тратит свои деньги на содержание государственных театров, поставив перед собой более серьезную задачу, нежели банальное развлечение зрителя. Именно поэтому я категорически не принимаю выездные антрепризы, которые ориентируют стационарный театр на бездумное времяпрепровождение. Зритель приходит и видит известных артистов, которые... веселят. А затем предъявляют требования и к драматическому театру: «Смешите нас!» Но это же юмор ниже плинтуса! Убежден, что таких зрителей в Смоленске меньше, чем кажется, и гораздо большему количеству нужны сложные, непростые спектакли. Я видел таких людей на своих «Трех-сес-трах» и «Маркизе де Сад», внимательно смотревших на сцену и адекватно реагировавших. И я не склонен считать, что вокруг одно быдло, а я такой элитарный. Нет! Просто многие «умные» зрители перестают ходить на легковесные постановки, и театр этого зрителя теряет, а наша задача вернуть его в театр. Мне кажется, что вы своего зрителя недооцениваете. Я знаю, что десять лет назад у Смоленского драмтеатра был сильный репертуар...
- Да. Сильный репертуар, но большинство постановок погибли из-за того, что в зале сидели пять человек.
- Вы хотите сказать, что нужно идти на поводу у зрителя? Пусть лучше в зале будет пять человек, которым театр действительно дорог, они для меня гораздо важней тех, кто пришёл просто развлечься. Важно, что для этих пяти смолян будут играть артисты, которым интересно работать для думающего зрителя! В вашем театре собрана очень деликатная актерская труппа, которая тонко реагирует на качество постановки, болезненно относится к исполнению роли – их не обманешь! Поэтому сегодня, когда российский театр брошен на произвол судьбы, мне нужно сделать так, чтобы актерам хотелось играть спектакли. Если нам удастся сохранить тот творческий потенциал, который артисты сохранили, несмотря ни на что, и будем делать то, что ИНТЕРЕСНО нам, но интересно ПО-НАСТОЯЩЕМУ, полагаю, зрителей в театре прибавится. Конечно, не сразу, но это непременно произойдет.
Есть и такая опасная тенденция в российских театрах: публики нет, и администрация начинает бесплатно приводить своих бабушек и тетушек, которые хотят посмотреть «два притопа, три прихлопа». Я считаю, что этих бабушек незачем тащить в театр! Они-то как раз и говорят о серьезном спектакле: «Ой, какая ерунда!» Зачем прикармливать публику, которой театр чужд?! Театру нужна молодежь. Но... Ужасно, когда в зале сидит учительница, которая за полтора часа ни разу не повернула головы в сторону своих учеников – шумящих, разговаривающих, пересаживающихся! Подхожу к ней в антракте: «Вы учительница?», и десять минут ее, как девочку (а ей лет пятьдесят) отчитывал. «Вы привели детей и даже не видите, чем они занимаются...» В обществе нет культуры общения, культуры похода в театр. Ни разу не было, чтобы у кого-нибудь в зале не зазвонил телефон. Мы должны приучить зрителя, что после третьего звонка вход в зал запрещен, и не пускать опоздавшую публику в течение всего первого или второго акта. К счастью, в зале всегда находится человек, который поставит шумного зрителя на место! А если такие зрители есть – ещё не всё потеряно!
Во всяком случае на моих спектаклях сложно кушать конфетки и разговаривать.
- Но многие-то как раз и приходят в театр отдохнуть, сжевать бутербродик в антракте...
- В наше время можно и не ходить в театр. «Мыльные оперы» на ТВ обходятся намного дешевле. В театре в сжатое время можно сказать о многом, здесь главное – это содержание. В античном театре собирали народ для того, чтобы ОБРАЗОВЫВАТЬ. Постановки шли по пять-шесть часов, людей бесплатно кормили, но – ЗАСТАВЛЯЛИ смотреть. Правители были заинтересованы в том, чтобы в мифологической форме просветить своих подданных, объяснить, зачем и для чего они живут. Театр, как искусство развлечения, нигде, кроме СССР, больше не существовал! Да, в России был площадной театр, где на Масленицу Петрушка развлекал народ. Вот такой театр и требует тот зритель, который любит смотреть шоу под водочку и блины с икрой.
- Вы сами бываете довольны своей работой?
- Мои спектакли подвижны изнутри, они замешаны на контакте со зрителем. Зритель влияет на то, что происходит на сцене. Актеры вынуждены держать зрителя, а вашу публику удержать очень сложно на моих несюжетных спектаклях, где важно не повествование, а атмосфера, в создании которой должен участвовать и зритель. Каждый спектакль – разный. Контакта со зрителем не получится, если актер поступком, взглядом не отреагирует на шум в зале. А приучить зрителя к тому, что артисты за ним тоже наблюдают – особое искусство... На одном из спектаклей Евгения Марчелли на сцену выходит человек и объявляет: «На наших спектаклях не нужно отключать телефоны. Вы даже можете кому-нибудь позвонить. И вообще, делайте все, что вам хочется. Но в этом случае мы тоже позволим себе то, что считаем нужным». И когда у кого-то все-таки затренькал мобильник, все к нему повернулись, и раздался дикий хохот в зале... Представляете, ЧТО почувствовал этот человек?
- Какие темы в искусстве вас интересуют?
- А как вы сами думаете?
- Мне кажется, вы работаете на уровне подсознания...
- Я сам бы так с ходу не ответил... Да. Разбудить подсознание – очень точная формулировка. Однажды я беседовал с немецким критиком. который на вопрос, «чем отличается немецкий театр от русского?», сказал: «Немецкий театр – это вертикаль, а русский – горизонталь». Я возмутился, потому что не считаю, что я – «горизонталь». И он оговорился, что «ты как раз ближе к немецкому театру, поэтому-то больше работаешь на Западе, чем в России». «Вертикальные» постановки как раз и вызывают раздражение в Отечестве! «Горизонталь» - это то, что лежит на поверхности. Пришел, увидел, развлекся. Для «вертикали» главным является смысл и атмосфера. И я не совсем согласен с немцем, потому что сегодня настоящий российский театр находится в авангарде и никакого отношения к подножному, «горизонтальному» театру не имеет.
- «Вертикаль» для массового зрителя – пустой звук!
- В зале сидят 60-120 человек. О каком массовом зрителе вы говорите? Иногда в театре мне говорят: «Вот этот спектакль очень хороший, веселый, людям нравится. А этот – тяжелый, на него зрители не ходят». Я посмотрел оба. По 60 человек в зале в обоих случаях. И «тяжелая» постановка у смолян вызывала явный интерес, а на комедии, которая не стоит и выеденного яйца, 20 человек... спали. Если артисты будут работать в полную силу, и «тяжелый» спектакль будут смотреть с удовольствием - истинное искусство не может быть «тяжелым» или «легким». В Москве после моих спектаклей зрители иногда говорят: «Ничего не понятно, но так захватывающе!» Спектакль и должен быть непонятен до конца, но что-то в человеке ДОЛЖНО перевернуться! У вас были режиссеры, которые дали смолянам другой театр. Бездумный. Веселящий. Но что-то я не слышал, чтобы от этого прибавилось зрителей и театр стал более успешным.
- Значит, что уйдут зрители, которые хотят веселья...
- Пускай уходят к своим телевизорам! Их долго приучали к тому, что в театре можно дремать. За них пережевывали пищу. Все мои постановки, которые шли здесь, умерли... Зритель только к ним начинал привыкать, а спектакли снимали. Хотя у вас есть много хороших спектаклей, которые мне искренне нравятся.
- Тяжело разрываться между Смоленском и Москвой?
- Тяжело. Мне не хочется терять ни «Модельтеатр», ни ГИТИС. Если я пойму, что в моем присутствии здесь не нуждаются, придется со Смоленском расстаться. Зрителя нужно приучать, что в театре идут качественные пьесы, что они не совсем простые. Мои спектакли собирают вокруг себя определенный круг зрителей. Тех, кто в них влюбляется и хочет смотреть еще и еще! Проблема ещё и в том, что зритель не привык к театральному языку, многие даже и не подозревают, что такой язык существует, поэтому ему сложно понять происходящее на сцене. И дело не в сюжете, содержании. Все, что делаю я, имеет определенный театральный язык, просто нужно немножечко «въехать».
И в завершение - раз меня сюда пригласили, это сигнал к тому, что нужно что-то изменить! В моем случае – усложнить.
Читайте нас в Телеграм
Читайте нас в Дзен
