"Левиафан": Апокалипсис души во Вселенском масштабе

Культура

Эстет Андрей Звягинцев совершил нечто невероятное  - революционный переворот в отечественном кинематографе, сняв смелое, масштабное и лишенное компромиссов кино. Он в прямом смысле слова взорвал своим «Левиафаном» сознание зрителя, выступив с мощнейшим художественным высказыванием о политическом и мировоззренческом укладе современной России.

И не только России, но и всего мира – Звягинцев намеренно не привязывает свои работы к географической конкретике («Возвращение», «Изгнание»). Он всегда говорит только об общечеловеческих проблемах! В случае с «Левиафаном» - абсурдистским, метафорическим языком гротеска. Горестного сарказма, заставляющего рыдать от невыносимой боли. «Левиафан», снятый в привычной системе художественных координат Звягинцева, - мечтательно-медленная, утопающая в тревожной синеве пейзажей русского Севера картина, подобно скальпелю патологоанатома вскрывает гнойный нарыв, созревший в социуме.

Звягинцев впервые выступает не сторонним наблюдателем действительности, художником, создающим изысканное фестивальное кино о распаде человеческих душ, преступлении и НЕНАКАЗАНИИ. Остаться в стороне невозможно: Апокалипсис, предсказанный Звягинцевым в его предыдущей работе – драме «Елена», уже наступил. Хотя Андрей Звягинцев не раз говорил, что не задумывал «Елену» как фильм из разряда социальных. Вышло иначе. «Картина родилась из предчувствия грядущего ужаса, коллапса, готового накрыть общество, - обмолвился в 2011 году режиссер на кинофестивале в Смоленске. - Когда деньги определяют нравственные ценности, человеческая жизнь превращается в жизнь животного. Все вопросы сегодня решаются с помощью денег, все продается и покупается. Даже жизнь человека. Схема «добро побеждает зло» устарела. Зло торжествует, черт побери, и весь мир соткан из этой чудовищной материи!»

Кстати, первоначально сценарий драмы «Елена» назывался «Нашествие варваров» - фреска о нашествии безжалостных чудовищ, орды которых в любой момент могут ворваться в ваши жилища. И такой момент наступил. Из недр сурового Баренцева моря действительно является кит, но не библейский Левиафан, а чудовище, глубина алчной глотки которого сопоставима лишь с морской пучиной. Левиафан, который олицетворяют мэр города Прибрежного (Роман Мадянов) и местная круговая порука, в которую включены не только силовые структуры и суд, но и церковь.

Идущий на выборы политик хочет отнять у Иова XXI землю его предков, на которой стоит дом, построенный руками Николая - героя Алексея Серебрякова.

Николай не находит поддержки у друга, столичного адвоката Дмитрия, бесстрашно размахивающего папкой «гэбэшного» компромата и грозящегося взять «за фаберже» «гадину, чьи руки по локоть в крови». Друг (Владимир Вдовиченков) оказывается бессилен – и ему, талантливому законнику со связями, а в прошлом – десантнику, выкручивает руки непобедимый Левиафан. Власть, вскормленная беспределом 90-х, отмахивается от московского адвоката, как от назойливой мухи (спасибо, что не прихлопнула!) и убивает жену главного героя.

Вот тут-то режиссер и задает мучительный вопрос, на который нет ответа: «Где же ты, Бог милосердный?!» Это – крик души, а не заштампованное клише. В нем сконцентрировано вселенское отчаяние человека, чей мир раздавлен сильными мира сего, что приносят героя Алексея Серебрякова в жертву в угоду своим интересам. Именно поэтому настолько угнетающе показаны нудные сцены Страшного суда над главным героем, камуфлирующие происходящее беззаконие.

Как ни странно, чиновничий произвол не вызывает у зрителя такого отторжения, как «нападки» Звягинцева на святая святых – церковь. В «Левиафане» государственная власть не просто коррумпирована, она намертво срослась с церковной. «Власть, данная Богом, справедлива и законна. И только в Боге – правда». Эта цитата из уст высокопоставленного православного чина не единожды звучит в картине как лейтмотив, оправдывающий творимое беззаконие. Результат – Звягинцева обвиняют в крамоле и безбожии. Режиссер парирует обвинение в интервью в журнале «Искусство кино»: «Я говорю о церкви времен инквизиции, которая давно уже превратила Христа в пугало, в Петрушку, которого вынимают из кармана «по необходимости».

Что это? Полное отрицание Бога в мире, где созданы настолько невыносимые условия жизни, что остается верить (подобно герою Вдовиченкова) только в факты? Где же он, всевидящий Бог, который допускает тотальное уничтожение маленького человека, пытающегося отстоять Правду?

В «Елене» последним предвозвестником Апокалипсиса служит мертвая лошадь, белеющая у железнодорожной ветки. В «Левиафане» - белоснежный остов кита на побережье. Но Левиафан – жив. Он и есть то самое чудище из эпиграфа к книге Александра Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву» (1790), что «обло, огромно, стозевно и лаяй». Ничего не изменилось с тех пор. Ни-че-го!

«В Книге Иова есть фраза: «Земля отдана во власть нечестивцев», - сказал на презентации драмы «Елена» в Смоленске Андрей Звягинцев. - Те, кто во власти, по определению ветхой книги, нечестивцы. С ними нельзя иметь дела. Никакого, и никогда. Если ты в состоянии отгородиться от политики, считай, что уцелел».

Тяжелая, давящая душу реальность подчеркнута тревожной музыкой Филипа Гласса. Захлебываясь в ее безнадежной, поистине морской глубине, зритель отчетливо понимает, насколько беззащитно добро перед всесокрушающим, упивающимся своей безнаказанностью злом.

На земле несчастного Иова - Кольки выстроена церковь. Вот зачем понадобилась его земля человеку, чьи руки по локоть в крови - получить очередную индульгенцию и остаться при кормушке Власти.

…От белого, как чайка, храма, откатывает черное воронье джипов. Чиновники после службы разъезжаются по своим делам… Бог – в правде? А как же Иов из городка Прибрежный, посаженный «за убийство» на 15 лет в душное левиафанье чрево?

Финал остается открытым.

Звягинцев, как и в случае с «Еленой», берет за основу сценария случай, произошедший с ветераном вьетнамской войны Марвином Химейером, который в одиночку пытался отстоять свои права перед власть имущими в США. «Наш финал честнее и страшнее, чем если бы это было завершение реальной истории Химейера с его бунтом», - убежден режиссер.

И последнее обвинение Звягинцева – прессинг за конъюнктуру и шаблонный, американизированный показ России – провинциальной и вечно пьяной. Интернет пестрит частушками - «посмотрел «Левиафана» и теперь хожу бухой». А как же быть с конъюнктурным «Краем» Алексея Учителя, снятым в расчете заполучить заокеанские призы? Экзотический истерн, в котором придурковатые русские (преимущественно репрессированные зэки) в шапках-ушанках матерятся напропалую, «пьют водка из самовар» и стреляют в медведей из калашникова? Забыли. Не помним. Проехали!

«Художник призван говорить правду, он не должен дарить положительные эмоции. Двадцатый век принес в ощущение человека совсем другую парадигму: сегодня «Бабло побеждает добро», и, поэтому ни искусство, ни кино уже больше не в ответе за нас», - считает Звягинцев.

В 2007 году общественность шокировал патологически - безжалостный «Груз – 200» Алексея Балабанова. «Груз – 200» снят о прошлом. Звягинцев говорит «о сейчас», и его фильм - нечто большее, чем памфлет о коррупции, произволе власти и равнодушии церковной верхушки к бедам и чаяниям простого человека. «Левиафан» - фильм о распаде человеческих душ во Вселенском масштабе.

Единственный минус, в котором можно упрекнуть режиссера: в… некоторой несвоевременности его работы. Парадоксально, но факт: «Левиафан» сыграл на руку ненавистникам России и поднят на знамя уже не библейского, а реального Апокалипсиса.    


Автор: Анастасия Петракова







Загрузка комментариев...
Читайте также
42 минуты назад
57 минут назад
Он обратился к медикам еще 18 марта, сообщает региональное У...
сегодня, 19:44
По итогам двух этапов конкурсного отбора было представлено д...
сегодня, 19:09
По словам очевидцев, инцидент имел место на рейсе Вязьма – К...
Новости партнеров