Бодался Панфилов с «Иваном Денисовичем». Историю «Щ-854» показали в Смоленске

Культура

В День освобождения Смоленщины от немецко-фашистских захватчиков на российский экран вышла долгожданная премьера фильма Глеба Панфилова «Иван Денисович», снятого по мотивам повести  «Один день Ивана Денисовича». В главной роли – Филипп Янковский, получивший на МКФ в Локарно приз международного жюри независимых кинокритиков Boccalino d'Oro.

                 Лагерный лубок с элементами мистики и чудес

Скажу честно: картину смотреть не хотела из-за сугубо личного, двойственного отношения к автору «Архипелага ГУЛАГ». Но и пропустить событие не могла. Предчувствия не обманули. Хотя само начало фильма, которое (казалось бы!) должно было задать тон повествованию и действительно выводит его на высочайший уровень киноязыка, поразило выразительной силой, глубиной и метафоричностью.

Парящая над заснеженной пустошью камера концентрирует внимание зрителя над светящимся мертвенным светом овалом лагеря, затерянного в кромешной тьме. Закадровый текст - единственная теплая нота, согревающая НЛО Особлага, который приземлился где-то во льдах крайнего Севера. Маленький светящийся островок, который символизирует собой несвободную от вертухаев Россию…

Государство, где жизнь строится по принципу: «Не верь, не бойся, не проси».

Голос за кадром возвращает зрителя в зрителя на грешную землю, где доходяга, помеченный номером «Щ-854», доживает последние дни десятилетнего срока. А дальше начинается… комикс. Комиксы бывают не только смешными, но и страшными, с мистикой и явлением нежити. Или - ангелов - хранителей (старица – мать в исполнении Инны Чуриковой). Таким вот рисованным художником - примитивистом и оказывается далекий от солженицынского текста «Иван Денисович» Панфилова.

Ближе к финалу дневных перипетий зэк «Щ-854» забредает к лагерному художнику и просит его подновить номер. Расщедрившийся мазила хочет сделать ему приятное напоследок: дарит Ивану Денисовичу Шухову портрет и спрашивает: «Узнаешь?» Портрет – лубочный, условный, и заключенный себя не признал. С грустной улыбкой художник объясняет Ивану Денисовичу: «Это не фотография, это образ». Однако же и собратья по несчастью узнают в бережно спрятанном за пазухой рисунке Шухова. Это и есть подсказка, косвенное указание на иконографию, народную лубочность, бьющий в сердце примитивизм изобразительного ряда фильма большого художника кино Панфилова. Намек на сказку, или – сказание, уход от реальности в мифотворчество, где ангелы спускаются с небес и, коснувшись теплой рукой героя, объясняют ему: зло – всего лишь препятствие на пути духовного очищения маленького, но несломленного Роком человека, который медленно бредет сквозь лютую безжизненную пустыню к свету. И на этом пути с ним случаются чудеса. Таков чудесный побег из немецкого плена (явление дочери, которая ведет его за руку по заминированной дороге) и не менее дивное спасение в смертоносном карцере, где чья-то рука (не иначе, старица помогла!) бросает ему ушанку и ватник, чтоб не замерз. Стоило ли трагедию превращать в трагический комикс?

Трудно сказать.

Одно хорошо: Панфилов, как и Солженицын, обратил схематичный номер «Щ-854» в живого, страдающего и думающего человека, не утратившего в аду несвободы светлого начала. И как бы ни было скверно, пути к счастью до конца не закрыты. Хоть и сломали хребет Шухову, да не смогли стереть с его лица наивную, детскую улыбку, которая солнышком светится в глазах Филиппа Янковского, снятых крупным планом. И, если бы не игра Янковского, «Ивана Денисовича» и смотреть бы не стоило. Уж больно диссонирует пафос начальных сцен с дальнейшим уходом в мистически - религиозную фантастику.  

Фильм просмотрен, и осталось только одно: объяснить, почему я с прищуром отношусь к творчеству некогда горячо любимого мной Александра Солженицына.

                    «Солнечный» каторжанин   

После публикации в 1962 году повести «Один день Ивана Денисовича» в редакции объявился человек, которого Анна Ахматова при случайном знакомстве нарекла «солнечным». И вправду, этот худощавый лобастый мужчина всегда улыбался и был приветлив ко всему живому, что встречалось на его пути.

Однако, как скоро покажет время (и об этом не раз упомянут современники), «солнечность» Солженицына была неискренняя. Нарочитая, напоказ. Не раскрывал он своей души, а если б и раскрыл... Заглянуть в ее глубины не посчастливилось Александру Трифоновичу Твардовскому, который поначалу восхитился самобытному таланту. «Печатать! Никакой цели другой нет!» - скажет Твардовский. «Литературное чудо!» - воскликнет Чуковский. Хоть и придется редактору «Нового мира» «огранить» это чудо, придав ему глубинную метафоричность. На творческую «огранку» «Щ-854» Твардовскому понадобилось несколько дней упорного труда. И заменить безликий заголовок на теплый и человечный.

Вот как сам Александр Исаевич описывает историю публикации повести в своем произведении «Бодался теленок с дубом»:

«Взял Кондратович (ответственный секретарь «Нового мира», - Авт.) и с первых же строк понял, что безымянный темный автор лагерного рассказа даже расстановки основных членов предложения толком не знает, да и слова-то пишет какие-то дикие. Пришлось ему карандашом исчеркать первую, вторую, пятую, восьмую страницу, возвращая подлежащие, сказуемые да и атрибуты на свои места. Но рассказ оказался весь до конца неграмотный, и Кондратович с какой-то страницы работу эту бросил. Какое у него к утру сформировалось мнение – неизвестно, а думаю, что легко могло оно повернуться и в ту, и в другую сторону. Твардовский же, мнения его не спрося, взял читать сам.

Не скажу, что такой точный план, но верная догадка-предчувствие у меня в том и была: к этому мужику Ивану Денисовичу не могут остаться равнодушны верхний мужик Александр Твардовский и верховой мужик Никита Хрущев. Так и сбылось…».

Каждая правка повести Солженицына стала гвоздем в гроб «Нового мира». Вскарабкавшийся на самый верх пьедестала литературной славы, Александр Исаевич загнал в могилу и своего покровителя. Жалел ли он редактора и поэта, который защищал правду «Ивана Денисовича» и отстоял публикацию на самых верхах?

Он прекрасно понимал, что Твардовский расплачивался за него. Вот отрывок из текста, написанного Солженицыным до несколько дней до своей кончины и опубликованный в «РГ» в 2010 году: «Когда Твардовский, другие члены редакции, вызывали меня срочно в редакцию, или настаивали, чтобы я сообщал им точно, в каком пункте я сейчас нахожусь, не скрывал бы своих перемещений, - я с уверенностью отклонял эти требования, не испытывал на себе такого долга: я же - не член редакции! я у них - «не служу»! Через годы и годы моих подпольных путей - я уверенно освоил себя как совершенно самостоятельный боевой элемент, танк. - И долго я не переварил в себе, не усвоил: а под каким тяжелым давлением находилась (в наказание за «Ивана Денисовича») редакция месяц за месяцем и год за годом, после рассказа. Они ведь страдали за смелость со мной в 1962 - и, хотя я не «служил» у них, - я морально обязан был помогать им при их возникающих нуждах. Твардовский теперь расплачивался - за меня.

Так что же я должен был? С моим взрывным заявлением секретариату ССП в ноябре 1969 - прийти к Твардовскому и принести ему первому? Только так. И - неизбежно подчиниться его гневу и запрету… (И - потерять, расколотить всю свою линию независимой жизни?)».

Александр Трифонович остро чувствовал фальшь, которая проявлялись негативом в отношениях с «солнечным» каторжанином. В декабре 1967 года Твардовский напишет в своем дневнике: «Его я уже просто не люблю». О причинах этой отчужденности написал ответсек Кондратович, бывший свидетелем терзаний главного редактора «Нового мира»: «Откровенность, искренность во взаимоотношениях он ценил выше всего. Солженицын не был с ним искренен – и это А.Т. тяжело переживал. В известной мере переживал как предательство, а что может быть тяжелее этого».

Точно так же «не любил» Солженицына Варлам Шаламов, которого Александр Исаевич, уподобившись птенцу кукушки, откровенно выживал из гнезда «Нового мира». Не оставил первенцу лагерной темы (Шаламов опередил его, когда принес в редакцию рассказы, пугающие своей катаржанской безысходностью), ни одного шанса на публикацию. «Первооткрыватель» должен быть только один! Даже если лагерный опыт у него мизерный. Главное – «самореклама».

                          «Мы его породили, а он нас убил»

Окончательную формулу своего отношения (и «Нового мира») к Солженицыну Твардовский вывел в 1969 году: «Мы его породили, а он нас убил».

Не стало «Нового мира», уйдет и Твардовский, который до конца не смирится с предательством своего протеже, выполняющего функции инагента. Ведь это «солнечный» Александр Исаевич уже в Америке, с трибуны, заявит о своем горячем желании сбросить атомную бомбу на СССР. И пусть погибнут миллионы, лишь бы с оплотом социализма будет покончено.

«Все, с кем я разговаривал и кто знал Солженицына, говорят о том, что у него была одна всепоглощающая черта - это зависть, - не скрывает в интервью Андрею Караулову Евгений Спицын - педагог, публицист, автор учебников и курсов лекций по истории России. - И будто бы антисоветчиком он стал после того, как ему не дали Ленинскую премию за «Ивана Денисовича» в 1962 году».

Ложь должна быть чудовищной, чтобы в нее поверили. «Солнечный» нобелевский лауреат Александр Исаевич авторитетно заявляет, что в годы советской власти было уничтожено (репрессировано) 110 миллионов человек. С чем почему-то совершенно не хочет соглашаться Спицын, и у него на то есть объективные основания: «Что касается цифр, с которыми согласны и руководители Мемориала ГУЛАГ, с 1921 по 1954 год по статьям 58 и 59 было осуждено 4,6 млн. человек. Но по статье 58 судили и за антисоветскую агитацию, и - за бандитизм, и - за фальшивомонетчество тоже! А по 59-й судили участников бандформирований. А в итоге их всех «ополитичили»! При этом, расстреляли из этих 4,6 миллионов, по одним данным, 640 тысяч, по другим - 680. Политических, по моим подсчетам, 1 млн. 300 - 1 млн. 400 тысяч. Треть от общего количества осужденных».

Однажды и мне довелось ознакомиться в социальной сети с отзывом бывалых сидельцев, прочитавших на зоне главный опус Александра Исаевича. Уж и повеселились они над историей группового самоубийства доведенных до отчаяния политзаключенных. Да разве человек по своей воле в костер бросится? Да и не костер тут понадобится, а крематорий. Особенно если такое дикое желание придет одновременно в голову десяти «зэков».

«В книге он в красках рассказывал, как в промозглую погоду по этапу шел в рясе священник, - говорит Евгений Спицын. - Что снег снизу налипал на рясу, оттого она становилась невыносимо тяжелой, что он не мог даже идти. В подобные байки могут верить те, кто не понимают, что такое этап и как по нему «ведут». Человек для этого уже будет одет в робу зэка. И Солженицын этого не может не знать - ведь он прошел сталинские лагеря. Значит, все эти побасенки он просто собирает и не относится к ним критически, а потом тиражирует в своих книгах».

Такой вот «Иван Денисович», понимаешь…

Фото Яндекс.


Автор: Анастасия Петракова







Загрузка комментариев...
Читайте также
27.03.2024 23:33
Вторая игра интеллектуального турнира BrainShaker 2024 от се...
сегодня, 13:42
Авария случилась вчера утром возле костела.
сегодня, 13:09
Это данные за три неполных месяца с начала года. Всего зарег...
53 минуты назад
Новости партнеров