«Петровы в гриппе». Фантасмагория русской жизни в Смоленске

9 сентября на российский экран вывалилась горячечная антология русской жизни Кирилла Серебренникова «Петровы в гриппе». Драма с Чулпан Хаматовой, Семеном Серзиным и Юлией Пересильд, снятая по культовому роману екатеринбургского писателя Алексея Сальникова, вошла в основную конкурсную программу Каннского фестиваля 2021 года.

                «Ты умирать собираешься? Увы!»

Вы когда-нибудь болели гриппом? Тягостным, дурным, сваливающим с ног, с мучительным жаром и бредом? Обычно грипп приходит так: весь день бродишь, словно в вязком тумане, в котором бликуют короткие просветления. В принципе, тебе кажется, что ты здоров. Просто почему-то тянет в постель, а там - укутаться пледом и забыться. Уйти от назойливой кутерьмы…

…Пробуждение – ужасно. Ломка и полубессознательное состояние, плавно перетекающее в наидичайшие галлюцинации. Провалы в лишенный сновидений сон, а наяву - гротескная игра мозга, заплутавшегося в лабиринтах сознания. Призрачная реальность. Сон и явь неразличимы. Нужно валить. Выхода нет. Увы…

Вместо выхода – вход в фантасмагорический синий автобус. В чистилище муниципальной каталажки, набитой нетрезвыми «снегурочками» (контролерами советского образца в мишуре и при полной боевой раскраске); детьми с паранормальными способностями; маргиналами и городскими сумасшедшими; бичами-интеллигентами с извращенной фантазией и инфернальными персонажами, которые зазывают инфицированных на экскурсию по кругам Ада в… катафалке.

Синий автобус, наматывающий бессмысленные круги по уставшему от предновогодней суеты грязному городу – мифологизированному Ебургу, и есть Россия, мечущаяся в болезненном бреду перманентной тоски. Россия, глотающая в спешке просроченный аспирин и мечтающая всеми правдами и неправдами попасть на унылый детский утренник – предтечу долгожданного праздника, тонущего в духовной тесноте и физической духоте заваленных хламом квартир.    

Экранизация - и вправду «чокнутый» слепок русской жизни, вылившийся в личную трагедию современника, одуревшего от созерцания бытия, заостренный лейтмотивом похмельного саундтрека Федора Чистякова «Ехали по улицам трамваи, ехали куда-то умирать…». Мозаичная шизофрения действительности, подача которой на экране еще тяжелее, выпуклей и мрачней, чем первоисточник.

Серебренников - не первый и, надеюсь, не последний режиссер, которого интересует загадочная «русская душа» на примере исследования духовной физиологии одной конкретной семьи. Исследование выливается в социологическое обобщение. До него с непостижимыми парадоксами наших заблудших душ разбирался Алексей Балабанов, снявший культовую историю «Брат» (не путать с комически трагедийным шутером «Брат-2») и зловещую социальную фантасмагорию «Груз – 200».

Леденящее дыхание грядущего Апокалипсиса отразил в своих метафорических работах «Елена» и «Левиафан» Андрей Звягинцев, ушел в социальный трагифарс и Юрий Быков («Майор», «Дурак», «Завод», «Сторож»), в сугубо авторских драмах которого нет изысканных метафор, зато есть другое: предельно прямолинейные образы, понятные каждому. Быков дает возможность зрителю увидеть провинциальную, настоящую Россию с ее вопящими от боли проблемами и незалеченными язвами, требующими вдумчивого хирургического вмешательства.

Попытку интерпретации концентрированного образа России делает и Рената Литвинова в своем призрачном и таком безумно безумном «Северном ветре».

Подобные обобщения можно при желании увидеть и в свежеиспеченных сериалах Владимира Мерзоева («Топи»), Андрея Загидуллина «Водоворот» и Константина Богомолова «Хороший человек». Триллеры объединены общей трактовкой инфицирования сознания человека воздухом, водой, атмосферой социума, в котором мы обитаем. Или – идеей.

Серебренников идет по другому пути, погружая зрителя в ужасающе элегантный сюрреализм, пропитанный тягостным ожиданием чуда, которое перерастает в циничный абсурд. «Петровы в гриппе» - описание бессмысленности существования простого человека в России, корчащейся на пороге третьего тысячелетия, пораженного эпидемией экзистенциальной пустоты.                        

                       «У нас АИД. Редакция там…»

Драма «Петровы в гриппе» вызывает массу споров. Бесспорно одно: синопсис в случае с изящным галлюциногенным сюром Серебренникова бессмыслен. Линейное изложение фабулы фильма не представляется возможным. О чем идет речь в этой замысловатой истории?

О натужно кашляющем в общественном транспорте, еле живом автослесаре (Семен Серзин), который рисует «в полку» комиксы, спустив в унитаз талант? О его бывшей жене - библиотекарше (Чулпан Хаматова), тоже заразившейся гриппом и олицетворяющей маниакальную жестокость и сексуальную разнузданность?

Или о порождении бреда с недвусмысленными инициалами АИД (Юрий Колокольников), который является Петрову в автобусе и заманивает его на попойку в катафалке (мужчины устраивают разливайку на гробе, в котором лежит покойник, а затем перемещаются в хибару не менее загадочного персонажа и ведут пьяный философский диспут)? Быть может, о Марине – снегурочке-нимфоманке с холодной рукой (Юлия Пересильд), которая видит мужчин исключительно голыми? О писателе (Иван Дорн), мечтающем о самоубийстве, потому что иначе прижизненного признания ему не дождаться?

Или же все-таки некстати и очень опасно затемпературившем сыне Петрова, который грезит о новогоднем утреннике в ТЮЗе?

У каждого из главных героев драмы (по сути, разносчиков социального гриппа) свой персональный бред, заставляющий их выпадать из реальности в параллельные миры и реализовывать тайные, застрявшие в подкорке желания.

Серебренников вместе с оператором Владиcлавом Опельянцем самозабвенно ткет эклектичную паутину эпизодов, насыщающих калейдоскоп драмы постсоветской жизни России. Результат завораживает: на экране постепенно возникает гриппозная атмосфера фильма, пронизанная иронией, сарказмом и нежностью ностальгии по детству, навсегда заплутавшему в лабиринтах провинциального ДК.

Целомудренная нагота родителей Петрова, замкнувшихся в мирке семейного гнездышка, и его по-детски наивные воспоминания о походе на елку (камера передает впечатления глазами ребенка) – плач по утраченной чистоте.

Поэтические бдения в библиотеке – комический хоррор фантазий Нурлынисы Петровой, которая из «синего чулка» внезапно превращается в одержимую страстями фурию и с наслаждением «месит фарш» из убогого второразрядного стихоплета, опошляющего виршами храм литературного наследия. Грипп способствует прозрению этой измученной бытом женщины, которая с наслаждением кромсает якобы вычисленного ею библиотечного маньяка, но и своем галлюцинаторном бреду готова пойти еще дальше - перерезать глотку собственному сыну.

«Внутренняя империя» странствующего по кругам гриппозного ада Петрова приводит его к непризнанному писателю. Дикая сцена с убийством писателя - апофеоз творческой импотенции главного героя, чье состояние вполне можно было бы выразить строками из текста песни Гребенщикова: «И поэтому ты в пустоте, Как на старом забытом холсте. Не в начале, не в центре и даже не в самом холсте…». Кому нужны его незамысловатые комиксы? Ни - ко - му! Петров нажимает на спусковой крючок, прощаясь со своим загубленным даром.

Одна из подсказок гипертекста фильма, возникающих в кадре как руководство к действию для персонажей драмы и общего смысла происходящего на экране, как раз свидетельствует о трагедии, постигшей и художника, и писателя, - «Увы». Еще одна, окончательно забивающая гвоздь в гроб: «День г…но, и ты тоже…».

                         «День г…о, и ты тоже…»                                                     

Пожалуй, Серебренников первый, кто говорит правду о муторных похмельных мытарствах томительного ожидания праздника, который, по сути, опустошает человека и не оправдывает возложенных на него надежд.

О чем, собственно, и свидетельствует черно-белый «фильм в фильме» - история беременной снегурочки Марины, безжалостно вскрывающей лицемерную фальшь детских утренников. Она не любит детей и сквозь накатывающую тошноту бубнит заученный текст, а на репетициях снегурочке продолжают мерещиться голые мужчины. Хаос утренников рассеивается, и зритель окунается в банальный примитив их «взрослого» закулисья – неизбежное пьянство и свальный грех.

Чуда не происходит. Или происходит, но не с нами и не здесь. И все же мы, инфицированные грубостью больной реальности, продолжаем надеяться на чудо. И – на выздоровление. От гриппа умирают, но не все. Большинство людей, как бы ни сильна и страшна болезнь, выздоравливают. Ибо есть и от смертельной напасти лекарство – просроченный аспирин, произведенный советским фармхимом в далеком 1977 году…

Вакцина от гриппа из иллюзорного. растаявшего детства.

Морок болезненных галлюцинаций рассеется, и мы встретим первое в новом году январское утро очищенными и просветленными. Жизнь в России не такое уж и г…но, как может показаться стороннему взгляду.

Возможно, я ошибаюсь. Но мне почему-то кажется, что забрезжившая в финале надежда на возможность выхода из тупика и стала основной причиной того, что драме «Петровы в гриппе» отказали в Золотой пальмовой ветви…