Смоленский фотохудожник Геннадий Дубино отмечает 60-летие

Дубино - «фирменная» велижская фамилия. И до сих пор людей с такой фамилией довольно много в этих северных краях нашего региона. Ее носил и популярный советский рыжий клоун Анатолий Дубино. Не исключено, что он родственник известного смоленского фотохудожника Геннадия Дубино, который 23 апреля отмечает свое 60-летие.

СПРАВКА «РП»

- Г. М. Дубино с 2004 года - член Союза фотохудожников России, один из авторов фотоальбомов «Моя Смоленщина», «Смоленское Поозерье».

- Читал лекции о секретах фотоохоты на животных в Германии, в Кельне.

- Первая персональная выставка Геннадия Дубино «Ежик на снегу» прошла в Смоленском выставочном зале, вторая - «Край, в котором мы живем», в 2014-м - в Культурно-выставочном центре им. Тенишевых. Третья персональная выставка фотохудожника - «В краю озер» - откроется в Центре 23 апреля - в день его 60-летия.

- Г. М. Дубино награжден Почетной грамотой Министерства природных ресурсов и экологии РФ, Почетной грамотой Смоленской областной Думы.

Поленом по голове

Геннадий Дубино появился на свет в деревне Проявино, которая расположилась неподалеку от Западной Двины и в четырех километрах южнее Велижа. Мама его родила дома, а потом, как главное богатство, положила на стол в центре комнаты. И когда это «богатство» заплакало, с восхищением произнесла: «Мальчик, какой славный мальчик!».

Но обожание в материнском голосе совсем не понравилось его старшей сестре, которая метнулась к печке, взяла полено, подошла к новорожденному и саданула малыша, что было мочи, поленом по голове. Все решили, что после такой «радостной» встречи на белом свете младенец умрет, но тот выдюжил. И до сих пор родственники, которые знают об этих первых мгновениях жизни Геннадия Дубино, незлобиво подшучивают: «Мало тебя в детстве дровиной по голове шарахнули!».

Однако не задались не только первые мгновения жизни. Отец с матерью любили выпить. И как-то раз, будучи уже шестилетним малышом, Геннадий вместе со своим двухлетним братиком Володей и двумя сестрами очень сильно оголодали. В поисках еды отправились на ближайшее болото, где в это время как раз только-только начала зреть голубика. Полузрелые ягоды уплетали за обе щеки. И у младшего брата, как тогда сказали деревенские, от слишком большого количества этих даров природы «разорвало живот». И даже врач, спешно прилетевший в деревню на вертолете, не смог разжать смертельные тиски боли. Володя умер. И трех детей после этого у нерадивых родителей забрали - за их судьбу теперь отвечало государство.

Интернат. Маленькая тюрьма

Так Гена попал в Демидовскую школу-интернат. Он пошел в первый класс, старшая сестра - во второй, а младшую сестренку отправили в Смоленск - в дом ребенка «Малютка».

В интернате в то время было много воспитанников - человек 700. Группы большие, да и классы по 44 человека. И чтобы все поместились в спальне, ночевать приходилось на сдвинутых кроватях, ложась поперек и «валетом». Поэтому иногда ловили случайные «ночные приветы» ногой в голову от лежащих рядом.

Девятый

У каждого воспитанника интерната был свой номенклатурный номер, который он должен был нанести на белье, постельные принадлежности, одежду и обувь с помощью хлорки. Дубино везде рисовал свою «фирменную» девятку.

Учиться мальчишка любил, всегда тянул руку на уроках, в надежде, что спросят. Иногда не спал ночь напролет - репетировал ответ. А чтобы расширить кругозор – пристрастился к чтению. Сначала «проглотил» все интересовавшие его книги из интернатской библиотеки. Потом учителя стали носить ему тома из дома.

Став временным обладателем очередной книжки, он тайком пробирался в туалет и читал запоем. Свет там был слабенький. И в итоге уже в седьмом классе на переносицу пришлось водрузить очки. А очкарики в детдоме всегда вызывали только презрение…

И чтец, и певец, и на трубе игрец

Но круг интересов настырного и неустрашимого Дубино постоянно расширялся - фотокружок, танцевальный, хоровой… А еще Гена, благодаря Людмиле Александровне Понажовой, которая преподавала музыку, научился играть на гитаре. Потом организовали ансамбль, на выступления которого в интернат стекалась вся демидовская молодежь. Но Геннадий не желал останавливаться на достигнутом – научился играть на трубе.

А еще занимался спортом. И после победы в районных соревнованиях его на два месяца отправили на море – в легендарный «Орленок».

И снова повезло - попал в отряд «Штормовой», воспитанники которого ходили в настоящей морской форме, а из окон их спальни со стеклянными стенами было видно Черное море, которое бороздили сторожевые пограничные катера.

«Инструктор» Зина Самаль

- Старшеклассница Зина Самаль была нашим «инструктором» - учила всех курить. Ежедневно группировала из интернатских дежурные бригады, которые после школы должны были пройти по всем демидовским урнам и помойкам – собрать окурки.

Зина подходила ко мне, снимала очки, вешала их на свой нос и показывала, как правильно затягиваться и глотать дым. Истязания продолжались два месяца. Когда отказывался - били. Интернат - это маленькая тюрьма, где свою правоту доказывают силой. Но Зина тоже не сдавалась – решила использовать свой последний «инструкторский» шанс – всучила мне целую кубинскую сигару. И когда я все-таки затянулся, у меня от омерзения началась рвота, а из глаз потекли предательские слезы… Только тогда на меня махнули рукой… В армии тоже пытались пристрастить к курению, но я стоически сносил все побои, стирал портянки и до блеска драил туалеты, но по-прежнему не курил…

Матрас-сейф

- Заначка была у каждого детдомовца. Монеты, красивые камешки, фантики от конфет… И когда я прихожу в детдом, то знаю: под одной из половиц до сих пор наверняка хранится мой тайник. Но главными «сейфами» для богатств становились матрасы. Их аккуратно распарывали и пихали туда весь нехитрый скарб, который не предназначался для чужих глаз.

А еще нам в старших классах всегда хотелось есть. И по улицам Демидова, особенно осенью, никто не гулял просто так, а внимательно заглядывал за заборы. Выяснял, что там растет, в каком количестве. Изучал возможные пути отступления. И обязательно ударял палкой по забору, чтобы понять: а нет ли там собаки, которая может сорвать выполнение «продовольственной программы». И когда намечался очередной огород-жертва, все лежали вечером в кроватях и ждали команду: «Ребята, вперед!». Дальше все строго, как на настоящей охоте, - никакой самодеятельности! Вся добыча делилась.

«Нет, это не мои!»

Это был тяжкий крест нашего директора Николая Павловича Лазарева, который был нам как отец родной. И когда очередная бабулька, обнаружив на огороде пропажу моркови, огурцов, слив или яблок, начинала голосить, что это «интернатские у нее в ворах побывали», через некоторое время к нашему зданию с сиреной подъезжал наряд милиции. А мы слышали неизменные заверения Николая Павловича: «Нет, это не мои!». И только тогда, когда «проверяющие» заходили в спальню и обнаруживали на полу косточки от слив или огрызки от яблок, несгибаемый Лазарев сдавался и обещал нам впоследствии показать «кузькину мать». А потом история повторялась снова и снова.

Невод из тюля

Летом мы ловили рыбу - к этому промыслу нас пристрастил воспитатель Андрей Иванович Волков, бывший разведчик, который после войны остался без правой руки, поэтому научился все делать одной левой. Но нам неинтересно было ловить удочкой, особенно когда рыба не клевала, ведь есть по-прежнему очень хотелось. И мы снова шли на «преступление» - снимали тюль в столовой и использовали его на реке как бредень. И тогда ловили рыбу оптом, бежали к поварихе, она нам жарила пескарей, и был пир на весь мир.

А излишки мы продавали. Например, чтобы купить в магазине любимое лакомство - кисель в брикетах.

Кладбище велосипедов

Велосипедов у нас не было, а кататься очень хотелось. Приходилось их «заимствовать» у горожан, которые оставляли своих «железных коней» около магазинов. И когда подъезжал наряд милиции, а об этом мы узнавали заранее, от своих постовых, расставленных на дороге к интернату, то очередной велосипед отправлялся в реку. И там теперь их целое кладбище…

«Сало, ты куда уплыло?»

В коридорах стояли шкафчики для одежды, и там же проходили вентиляционные трубы. В них набрасывалась одежда, и ученики, решившие пропустить контрольную или нелюбимый предмет, прятались там. Особенно любил прогуливать занятия наш хулиган по фамилии Сальников. И когда наш директор в очередной раз узнавал, что Сальникова нет на уроках, то подходил к вентиляционной системе и говорил: «Сало, ты куда уплыло?». И «Салу» неизменно приходилось «выплывать» на уроки…

А еще у нас был Володя Хамраев, у которого с рождения проявился криминальный талант. Он прекрасно вскрывал любые замки, был карманником, а еще изобрел способ, как изымать «лишние» деньги из касс в магазине с помощью обычной палки и клея. И когда из сейфа завуча пропадал коньяк, классный журнал, в котором быстренько исправлялись оценки, все знали - это работа Хамраева. А однажды, разозлившись на директора пионерского лагеря, он подвесил на его дверь противотанковую мину. Пришлось вызывать саперов.

Кенгурятина и розовые сопки

Он служил в «королевских» инженерных войсках в Забайкальском военном округе, в Чите. Поэтому парню удалось побывать в местах ссылки декабристов, полюбоваться на благоухающий багульник на сопках, цветение которого столь же великолепно, как и знаменитой сакуры в Японии. Все сопки превращались в ярко-розовое марево на фоне суровых гранитных скал. В читинском воздухе было заметно меньше кислорода, поэтому всем новобранцам из Смоленской области пришлось, пока не прошла адаптация, испытать, что такое гипоксия.

В армии Геннадий попробовал кенгурятину. Для снабжения советских солдат и офицеров поставки довольствия велись тогда даже из Австралии.

Остановили поезд Генсека

Геннадий Дубино попал в учебный комбинат, где готовили сержантов. А в это время «на дембель» как раз уходил фотограф роты, и смолянин выиграл конкурс на вакантное место, ведь фотоаппаратом владел в совершенстве. Да и практика у него была просто огромная. Поэтому Дубино был задействован и во время визита Л.И. Брежнева в Читу в 1978 году в ходе последнего дальневосточного турне «дорогого Леонида Ильича». Но самое интересное, о чем никто не пишет, что перед прибытием в Песчанку, военный городок под Читой, где в 1935-1936 гг. будущий Генсек начинал свою воинскую службу в танковой части, местные жители остановили его поезд на станции Атамановка. Вышли на рельсы с хлебом-солью. Правда, о дальнейшей судьбе этих смельчаков ничего не известно. В то время, как, впрочем, и сегодня, во всех населенных пунктах, через которые следовал поезд главного человека страны, наводили марафет.

Например, в Чите в мороз асфальт мыли чуть ли не тряпками, чтобы ни пылинки, ни соринки! А зевак, которые, чтобы увидеть Леонида Ильича, залезали на деревья, пожарные сбивали струей воды из стволов. В фотосессии руководителя государства в Чите принимали участие несколько фотокоров, в том числе и Дубино. И им впоследствии пришлось чуть ли не неделю печатать фотографии для всего Забайкальского округа и Монголии.

Но проявлять и закреплять фотокарточки разрешалось только с утвержденных высоким начальством негативов. А выносить изображения Л.И. Брежнева за пределы лаборатории строго-настрого запрещалось. Однако Геннадий Дубино, предвидя просьбы офицеров и сослуживцев, все-таки спрятал под шинелью пачку заветных фото.

Благо, на посту стоял земляк из деревни Заборье - Женя Щетинников. И потом все это черно-белое «кино» разлетелось по альбомам солдат и офицеров. Однако несколько фото остались и в распоряжении автора.

Свой человек в «Интеграле»

Геннадий служил вместе с Вячеславом Бобковым, будущей легендой русского шансона, рокером и эстрадником. На большую сцену Бобков попал в 1977 году, будучи гитаристом группы «Интеграл» под руководством знаменитого Бари Алибасова. Но потом рассорился с мэтром и пошел служить в армию, откуда уволился в запас в 1980 году. И поскольку Бобков продолжал репетировать и во время военной службы, то Геннадий Дубино знал весь репертуар не только «Интеграла», но и некоторые песни созданной в 1989 году неутомимым Алибасовым поп-группы «На-На». И потом все эти композиции на ура звучали на дискотеках в Демидове, их пел Геннадий Дубино - за несколько лет до того, как они появились в гастрольном репертуаре группы - самого успешного музыкального проекта своего времени.

В плену у рукокрылых

Геннадия Дубино всегда манил лес - благоухающий, радовавший щедростью, окатывающий прохладным дождем. Однажды неутомимый фотограф наблюдал за гнездом редких птиц – черных аистов. Они, в отличие от своих белых собратьев, которые способны при общении разве что перестукивать клювом, умеют петь. Ранним утром он в лесной глуши забирался на дерево, привязывался веревками, чтобы не упасть, и, несмотря на тридцатиградусную жару, истекая потом, вел свои наблюдения за гнездом этих очень осторожных «краснокнижников» до самого вечера. И так день за днем, пока птенцы не встали на крыло.

А в 2002 году экологи сделали смоленскому охотинспектору предложение, от которого он не смог отказаться, - снимать в самых красивых российских национальных парках. Он выбрал Волгу и Урал. И в одиночку полтора месяца исследовал жемчужину Среднего Урала – знаменитый природный парк «Бажовские места», где ему пришлось сталкиваться с косолапыми. А от одного из них, самого любопытного, удалось «отвязаться» с большим трудом.

В Жигулевских горах он фотографировал самую крупную в Европе популяцию летучих мышей, насчитывающую 15 видов рукокрылых. И когда тысячи этих удивительных зверьков по ночам взмывали в небо, даже бывалому исследователю фауны становилось немного не по себе.

Добрый доктор Айболит

Жена Геннадия Дубино, по профессии биолог, разделяет увлечения своего мужа. Она не была против, когда на их подворье целый год жил волчонок Васька, его муж принес в дом еще слепым щенком. А потом зайчонок и практически разорванный собаками барсучонок. Он выходил кроху, и этот красавчик потом жил под патронажем своего приемного папы еще три года. Но когда зверь повзрослел, Геннадий отвез этого представителя семейства куньих в пустующий барсучий городок в Духовщинском районе.

А еще в числе подопечных Геннадия Михайловича были кабаны, лоси, ежики, лебеди… Потому что когда кто-то из дикой живности попадал в беду, то все давали номер сотового Дубино, как телефон «смоленской службы спасения животных». Люди знали - не откажет. Геннадию Михайловичу всегда было интересно: а помнят ли дикие животные людей, которые их воспитали? Оказывается, помнят. Например, выращенные с младых ногтей лисы Соня и Лиза, уже заматерев, долго приходили к своему спасителю на встречи на их заветной лесной поляне.

Сколько иголок у ежа?

Выйдя на пенсию, Геннадий Михайлович планирует наконец-то заняться анализом материала, накопленного им за десятилетия. Вы, например, знаете, что в 30-градусную жару белые аисты, чтобы спасти от перегрева своих птенцов, летят к водоему, рвут траву, мочат ее в воде, а потом приносят в гнездо и укрывают птенцов?

Или о том, что лисы, кроме мухоморов, очень любят лакомиться молодыми боровиками, подосиновиками, а еще иногда едят ягоды ландыша, выплевывая косточки.

«Мы, люди, здороваемся за руку друг с другом. А волк должен лизнуть ухо, нос и губу. Это они делают три раза в течение часа днем и четыре-шесть раз ночью. Чтобы исключить попадание чужака в стаю и иметь общий запах. И поэтому когда у меня жил волчонок, я с ним не только общался, но и целовал. А когда малыш спит рядом с тобой и хочет в туалет, он кусает за мочку уха, и я с ним выхожу на улицу, как положено, - рассказывает Геннадий Дубино. - И как ни странно, любимый запах волчонка Василия был тот, который шел от освежителя воздуха с ароматом яблока. А еще волк очень любил бананы. И, что интересно, чистил их сам. Одной лапой становился на край банана и очищал его, как мы, люди. Но мы шкурку выбрасываем, а волк закапывал».

А сколько иголок у ежа? Не знаете? А Геннадий Дубино, страстный любитель природы и охотинспектор с 20-летним стажем, знает!