«Их поженила война». История ополченцев, переехавших в Смоленск

«Их поженила война», - шептались прихожане Спасо-Преображенского собора в Рыбинске. Дело было в ноябре 2014 года. Снег еще не выпал, но ветер был такой силы, что так и норовил сорвать фату с невесты. На церемонию приехало даже местное телевидение: не каждый день в России венчаются ополченцы Донецкой народной республики…

Зуля

Кадры сменяют друг друга. Большой красивый храм, невеста в белом платье, тоненькие пальчики, украшенные широким обручальным кольцом (еще в Донецке заказывали!), ставят свечу… Сейчас супруги живут в Смоленске.

«Пожалуйста, не пиши, что мы беженцы, - просит Зуля, нарезая пирог. - Это ведь неправда».

Это действительно неправда. До войны Зуля работала на хладокомбинате. Варила мороженое: эскимо на палочке, вафельное в стаканчике и – самое вкусное! - крем-брюле.

«До войны я была очень стеснительной, - признается Зуля. - Доходило до того, что боялась встать в маршрутке и передать деньги за проезд – мне казалось, что все на меня смотрят».

«А сейчас?»

«А сейчас мне все равно… Я ведь на войне не на кухне была, нет. Входила в боевую группу. Ребенка с матерью отправила в Ярославскую область и ушла в ополчение. Подумала, что я же не чужой человек своей земле…»

Лева

Примерно в то же время строитель ТЭЦ Лева собирался в ополчение.

«Известие о войне застало меня на рыбалке, - вспоминает он. - Позвонили, сказали, что идет наступление, все мужики собираются в центре. Я быстренько смотал удочки и сел на велосипед. В два часа дня были уже повалены деревья и созданы блокпосты. На том посту нас стояло человек 50. Большинство моих знакомых были вместе со мной. Ну или я вместе с ними. Что поразило? Люди сразу стали нести продукты на блокпосты. Мужики с рыбалки едут, останавливаются, выгружают из багажника улов: «Пацаны, вот все, что мы наловили, пожарите…»

Приехали в Семеновку. Как сейчас помню, идет по улице Аэродромной бабушка, божий одуванчик, несет нам кастрюлю гречки. Останавливается, вынимает из-за пазухи смятые купюры: «Возьмите. Тут немного, 500 гривен. Мы с соседками собрали». Вот за этих людей, я считаю, нужно воевать…»

«А что твои родители? Они тебя поддержали?»

«Папа тоже собирался воевать. Но я сказал: забирай маму и брата, езжайте в Тюмень. Отец там до войны работал, по Северам катался. Когда мне исполнилось 18, я с ним стал уезжать на заработки в Нижневартовск, Челябинск, Сургут…»

«Ты помнишь, как познакомился с Зулей?»

«Конечно, такое не забудешь. Это случилось в Николаевке. Я только с задания вернулся, надул себе матрас – хотел поспать. Первый раз за трое суток. И тут Зуля со своими командирами приехала. У них сломалась машина, срочно нужно было отремонтировать. Зуля была единственной девочкой в отделении: почитай что принцесса… Конечно, ее на передовой избаловали вниманием. Завхоз наш даже клубнику умудрялся ей таскать. Пришлось и мне свой матрас пожертвовать, а самому, чертыхаясь, идти ремонтировать машину. Через неделю мы случайно встретились в Енакиево. Я сразу узнал тот автомобиль. Зуля стояла одна - ее командиров уже не было в живых…»

Возрождение

У Зули есть татуировка – шесть птиц будто бы вылетают из сердца… Во главе стаи – две большие. Это Зулины командиры. Еще четыре птицы - это Охотник, Чертик, Петрович и Славик. За выдуманными позывными - четыре шахтера. У всех были семьи, никто не хотел умирать…

«На задания мы ходили тройками, - вспоминает Зуля. - В тот день я была с командирами - Поляком и Комиссаром. Они, как всегда, меня прикрывали. В какой-то момент что-то пошло не так, и они отослали меня в лесополосу. Помню, оборачиваюсь от шума, а Поляк уже лежит. Когда мы погрузили его в машину, чтобы отвезти в больницу, со мной случилась истерика. «Не рыдай, - говорят. - Он еще живой!» А у него кровь из горла идет - я-то знаю, что все, это конец… Мы ему только день рождения в Горловке отметили. Говорят же, что сорок лет не справляют. Он только смеялся: вы что, в приметы верите? Сердце моего второго командира остановилось через полтора часа…

Я не помню, как жила потом. Две недели - как во сне: ела, ходила, спала - все делала по привычке. Из анабиоза меня вывел звонок сына: «Мама, я тебе совсем не нужен?» И я решила съездить на пару недель в Рыбинск. Сопровождать в Россию меня вызвался Лева. На границе он вдруг спросил: «Выйдешь за меня замуж?» «Не, - говорю. - Не выйду». Он вздохнул: «Ладно, подожду…»

И вот мы приехали в Рыбинск. А там такой красивый Спасо-Преображенский собор! Я всегда ходила в православную церковь, но крещеной не была. И вот еду как-то мимо золотых куполов на троллейбусе и понимаю, что здесь хочу креститься. А через две недели мы обвенчались…»

«Мы уехали после заключения первых Минских соглашений, - говорит Лева. - Общеизвестно, что они нарушались. Стрелять нам было нельзя, а сидеть в окопах и ждать, пока прилетит снаряд, не хотелось…»

Единственное, что омрачает жизнь пары, - это отсутствие прописки. После громкого судебного процесса над Татьяной Самсоновой получить заветную смоленскую прописку жителям Донбасса непросто. Даже кажется, что невозможно. Значит, впереди опять проблемы и борьба за существование. Значит, шансы получить российское гражданство - тают…

Возвращаться паре некуда - дом Зули стоял возле печально известной Марьинки. Сейчас в нем нет ни крыши, ни окон... Что делать? На этот вопрос они не могут найти ответа…

Провожает меня рыжая дворняжка Варя. Она может «говорить» слово «дай», любит танцевать под заводную музыку, а на прогулку из подъезда элегантно выходит на двух задних лапах – за переднюю ее ведет Зуля. Кажется, они так и из огня выходили - рука об руку. Варя родилась в Донецке на передовой…