Новогодняя сказка: "Какая гадость ваша заливная рыба!"

Мне тридцать пять лет, и этим все сказано. Жизнь закончилась, не успев начаться. Говорят, по статистике в этом возрасте на самого что ни на есть ледащенького мужичка по четыре-пять спелых, как наливные яблочки, девах. Самый сок. Только знай да с веток срывай.
А меня уже поздно срывать. Да и никто не захочет. Самой противно: вон, какая в зеркале маячит тусклая физия. Мешки под глазами – по хомяку спрятать можно. И сухая, пережженная краской солома  вместо русых с рожденья волос. Проклятая седина! Мама до сих пор никакими красками не пользуется, хоть ей и седьмой десяток пошел.  «Красоту ничем не испортишь», - смеется. Мою же красоту, вернее, ее отсутствие, портить бессмысленно. Нельзя испортить то, чего нет.
Я – почтальон, и этим все сказано. Одинокая женщина с сумкой через плечо. Все ваши, в основном, стариковские (молодежь нынче «по мылу» общается да через sms) беды и радости плещутся в моей необъятной клеенчатой торбе. Кому счастье, кому горе-горькое… Танцуйте, вам письмо! 
Одна я не танцую.  Мне ни к чему. За день так накувыркаюсь по адресам, почтовым ящикам и пенсиям с «доставкой», что даже кушать не хочу. Намотаю «клубок» из бесчисленных серых улиц, переулков и тупиков, лягу без задних ног на потрепанный жизнью диван, вот бутерброд и не лезет в рот. Да какой там бутерброд можно купить за мою нелепую почтальонскую зарплату?
Зато есть и плюс, причем большой-пребольшой: мне незачем выбрасывать деньги на буржуйскую забаву, придуманную для бездельниц, распивающих в офисах чаи-кофе и перекладывающих бумажки из одной стопки в другую.  Я не юрист и не экономист, и даже не секретарша. Просто никчемный младший научный сотрудник, окончательно и бесповоротно потерявший интерес к науке в безденежном 1998 году. Тогда приключился дефолт, и наши с мамой жалкие сбережения превратились в труху.
Чтобы накормить себя и маму, пришлось день-деньской сидеть в ларьке и приторговывать «левой» водкой.  Гнусное занятие, не спорю.  Да оно у меня и не задалось. Нагрянула проверка,  закатили штраф, и пинком под зад. Вот так я и докатилась до первой ступеньки социальной лестницы, ведущей  вниз. Стала письмоносицей, то есть никем. По крайней мере,  так считают «успешные и знаменитые», всеми уважаемые наши бизнесмены да политики. Те, у кого в карманах «капуста» колосится. А у меня в котомке мышь сдохла. Только не подумайте, что мышка скончалась посреди писем и телеграмм! Обычно у филологов  с чувством  юмора полный порядок.  
Я –  почтальон и не жалею ни о чем! У меня нет денег, зато полный карман  свежего воздуха, здоровый образ жизни, быстрая ходьба, которой мне так не хватало в затхлые студенчески-аспирантские годы. А еще бодрящий звонкий собачий лай по утрам и на обед ласковые старушечьи улыбки! Какой там фитнесс, теперь я стройная, как лань.     
Сзади пионер, спереди… пенсионер. Частенько замечаю, как мальчишки, резко берущие меня на обгон, заглядывают в лицо, одаряют брезгливой гримаской и бегут себе дальше. А то. Тетка под девочку косит!  А я не кошу. Я грущу…
Стою перед зеркалом и думаю – ну вот что на этот «тигриный» Новый год надеть? На часах – полвосьмого, только-только закончила «оливье» рубить, и руки на километр благоухают луком, а не каким-нибудь «Жадором» от Диора… А  тут еще гардероб знакомый наизусть. Зарплату начисто «съедает» «коммуналка», белый хлебушек и кефир, так что о сиреневых шифонах и серебристых  атласах  я могу только мечтать, как Золушка, которой не попасть на бал, потому что нет у нее доброй феи...   
Ну вот,  слезки закапали. Только их не хватало! Плевать. Я и в этих дурацких трениках, растянутых на коленках, хороша. Тем более они не из «сэконд-хенда», а из фирменного магазина, который Ксения Собчак активно  по телеку рекламирует. Поясняю для тех, кто «языками не владеет»: «саваж» - «необузданный», «дикий», «неприрученный». Все сходится – отличный маскарадный костюмчик цвета взбесившегося поросенка  для одуревшей от праздничных забот тигрицы.
Звонок в дверь. Да еще наглый какой, требовательный!
«Ну, кого еще черт принес?!» - раздраженно подумалось мне. Лицемерные соседи, в старину дружившие с мамой, и их лживые чмоки-чмоки? Вряд ли. От мамы давно никакой пользы нет. С больничным не поможет, капельницу от запоя не поставит,  укол в вену не сделает, потому что руки у нее ходуном ходят, суставы опухшие. Артрит. 
Открываю дверь – мужик. И вправду сосед. Внизу живет. Лет пять, наверное, живет, а я даже лица его не помню.  Скачусь с лестницы, хорошо, если успею поздороваться.    
«Вам чего?» - спрашиваю. А он мнется на пороге нерешительно.  «Понимаете, - шепчет. – У меня рыба». – «Что-о-о-о?!!! Вы с ума сошли?» - «Нет. Не сошел.  Страшно захотелось заливной рыбы. Зашел в магазин, а там карпы в аквариуме здоровенные плавают. Красотища!!! Зеркальные. Я таких чудесных рыбин, наверно, с детства не видал. Вот и прельстился на заливное. Подумал, что справлюсь с готовкой сам. По телевизору вон как быстро еду готовят – тяп-ляп, и в тарелке! А тут выяснилось неожиданно, что я совершенно не способен  разобраться в этом поваренном «семитском» письме – каждый рецепт, как иероглиф! И самое главное - я не могу убить рыбу! Карп… он же… Он живой!»
Пришлось пойти вниз, посмотреть на карпа. Рыба лежала в мойке и явно мучилась. Дышала тяжело, с хрипами, выкатывая мутнеющие глаза. А в металле крупных золотистых чешуек отражался равнодушный к боли живого существа кран…
«За чем вы над ним издеваетесь?! – взревела я. - Либо воду включите, либо оглушите.  И вообще, если вы думаете, что я вам выпотрошу карпа в случае его кончины, то очень глубоко заблуждаетесь. С детства все эти зверства не переношу. Меня вырвет. Прямо на вас. Хотите?! И вообще, сколько он стоит? Давайте я у вас его куплю. У меня тазик свободный есть. Будем жить с мамой и карпом». 
«Сама вы сумасшедшая. Наверное, потому и не замужем… - грустно улыбнулся мужичонка. – Карпа пожалели. Что же мы будем с ним делать?»  И вдруг я увидела, что совсем он не мужик без лица, который пройдет мимо и слава Богу, а мой ровесник. А может, года  на два постарше будет.   И глаза у него серые, лучистые такие, и ростом он совсем даже и не гриб-боровик. Нормального среднего роста и, - о чудо! Без «излишеств» в виде пивного животика, сколиоза и очков – противных «спутников» офисного «планктона». 
 «Так забирать страдальца?» - дрожащим голосом пролепетала я, совсем ни к месту начав смущаться и краснеть, как дура на выданье.  «Пожалуйста, не надо, - совсем тихо сообщил любитель рыбы. – Понимаю, что это звучит глупо, но карп был всего лишь поводом с вами познакомиться… И никакого заливного я не хочу. Карп – он… Ну, как бы проверка на «вшивость». Я люблю животных, и никогда в жизни не стал бы его потрошить. Так бы и плавал в ванной до лета, а потом я б его выплеснул в какой-нибудь пруд почище или отвез на Десногорское  водохранилище. Говорят, карпы очень неприхотливы…».  
Надеюсь, вы понимаете, что мы недолго стояли на лестнице. Под бой Курантов чокнулись бокалами с шампанским – я, Наталья в плюшевом кошмаре цвета взбесившегося поросенка, моя старенькая мама-оптимистка и друг всех зеркальных карпов на свете Валерий. 
А карпу мы шампанского не налили. Подумали, что ему волшебных кислородных пузырьков в тазике и так хватает.
А заливным все равно полакомились. Купили лоток с грустным палтусом, навсегда застывшим в мутном желе, в супермаркете «24 часа». И такая, знаете, гадость оказалась эта заливная рыба!