«Награжденные» злым даром войны

Когда по ТВ транслируется ролик «про национальное достояние России», то автоматически возникает вопрос: а как же люди? Они-то кто? Достояние или что-то другое? Например, «дети войны», вся жизнь которых - одно сплошное противоборство - с военными и послевоенными трудностями. Потом последовал «высокодефицитный» социализм, а теперь «добропожаловал» дикий капитализм. Вот такая «веселая» история.
Предлагаем вашему вниманию всего одно письмо - Юлии Федоровны Бочаровой (Амельченковой), чтобы вместе с ней «перелистать» страницы истории ее жизни - страшной, голодной и холодной.
Но Юлия Федоровна, сами понимаете, писать не мастер. Поэтому для лучшего проникновения в эту тему предлагаю вспомнить небольшую повесть Владимира Богомолова «Иван» - о трагической судьбе детей, у которых война отняла близких. По этой повести Андрей Тарковский снял свой замечательный фильм «Иваново детство», получивший главный приз Венецианского фестиваля и множество других призов.
А еще вы наверняка помните, что в Германии был разработан особый план поведения на оккупированной территории, который вменялся в обязанности каждому военнослужащему вермахта. Его положения были закреплены в «Памятке немецкого солдата». Приведу лишь один из пунктов: «У тебя нет сердца и нервов, на войне они не нужны. Уничтожь в себе жалость и сострадание, убивай всякого русского, не останавливайся, если перед тобой старик или женщина, девочка или мальчик. Убивай, этим самым спасешь себя от гибели, обеспечишь будущее своей семьи и прославишься на век».
В итоге за 26 месяцев «хозяйничанья» в Смоленске и его окрестностях фашистская Германия уничтожила свыше 135 тыс. человек, более 87 тыс. смолян были насильно отправлены на принудительные работы в Германию. А по данным газеты «Известия» от 20 декабря 1984 года, «только на Смоленщине за годы оккупации фашисты убили 351 630 мирных граждан».
И еще несколько шокирующих цифр. За время оккупации - 2 года и 3 месяца - на многострадальной смоленской земле было сожжено вместе с мирными жителями около 300 деревень. Две первые - Гуторово и Занино (Батуринский, ныне - Ярцевский район) - вместе с жителями за месяц до трагедии, постигшей Хатынь, - 15 февраля 1942 года. В 1939 году в Сафоновском районе было 23 сельсовета, 368 населенных пунктов, в которых проживало 43 689 человек, в райцентре - 3 589 жителей.
А 20 октября 1943-го район насчитывал всего 10 524 жителя, в том числе в Сафонове - 600 человек. А теперь представьте, насколько «сладко» в годы оккупации жилось уцелевшим «детям войны», на глазах которых, в том числе и с помощью полицаев, творились эти зверства.
В 2009 году Государственная Дума обратилась к регионам с просьбой принять на местах решения о поддержке «детей войны» к 65-летию Победы над Германией, но в большинстве регионов, в том числе и в Смоленске, этот призыв не услышали. Всего через два года - очередной юбилей - 70-летие Великой Победы. И неужели о «детях войны» в нашей героической области снова предпочтут не вспоминать? Или это так сложно - увеличить для этих людей хотя бы субсидии на жилье и коммунальные услуги или лишний раз отправить в санаторий? Они-то на свои мизерные пенсии отдыхать в пансионатах уж точно не могут! Однако продолжают во время праздничных торжеств петь «кипучая, могучая, никем не победимая, страна моя, Москва моя, ты самая любимая»...
Сейчас «детям войны» по 70-80 лет, и вчера в магазине я видела старушку, которая считала копейки в кошельке, чтобы купить самое дешевое мороженое. Свои босоножки, чтобы не свалились с ног, она стянула резинками, а выцветшее ситцевое платье, видимо, покупала еще во времена СССР... Потом в памяти всплыло высказывание Уинстона Черчилля о России: «Я думал, что умру от старости. Но когда Россия, кормившая всю Европу хлебом, стала закупать зерно, я понял, что умру от смеха». Видимо, этот развеселый политик вновь «умер бы от смеха», узнав, насколько жалкое существование 68 лет после войны влачит народ-победитель.
Одним словом, большое финансовое солнце светит другим, а наши старики до сих пор остаются в финансовой тени. А теперь давайте посмотрим, как о жертвах войны заботится Германия.
В самом конце мая появилась информация, что эта страна в течение ближайших четырех лет выделит для 56 тыс. переживших Холокост еще 1 млрд. долларов. И это здорово, ведь эти деньги «жизненно необходимы, чтобы справиться с ростом экстренных социальных потребностей стареющих людей. Так мы сможем гарантировать людям на склоне лет достойную жизнь, после той трагедии, которую им пришлось пережить в ранние годы», - сообщает cursorinfo.co.il. И еще одна хорошая новость: в результате переговоров в Иерусалиме правительство Германии выплатит денежные компенсации и тем, кто находился в открытых гетто. Ведь у них был комендантский час, им не разрешалось работать, их преследовали, принуждали носить желтые звезды, им выдавали скудные пайки, они жили в постоянном страхе депортации... Хотя, по большому счету, в годы войны огромная часть нашей страны жила по законам того самого открытого гетто. В самой Германии статус «детей войны» со всеми правами и льготами принят и действует уже многие годы. А в огромной богатой России-победительнице военному поколению, родившемуся в нищете, и умирать, видимо, тоже придется в нищете. Или последние свидетели той страшной войны для нашей страны, совершившие подвиг уже потому, что выжили в нечеловеческих условиях военного времени, - теперь обычные «лишние люди»? Умрут и ладно?
КСТАТИ
Как стало известно «РП», в Смоленской области проживает около 100 тыс. чел., родившихся в 1928 - 1945 годах.
Автор Татьяна Марченкова.

 

«Иногда нам отдавали объедки, которые шли свиньям, но гораздо чаще... обливали помоями»
«Чтобы не умереть от голода, ходила просить милостыню у фашистов...»
...Мой отец Федор Федорович Амельченков проживал в деревне Жаковка Смоленского района вместе с моей мамой Пелагеей Анисимовной Амельченковой и детьми Виктором, 1928 года рождения, и мной - Юлией, 1930 года рождения. В 1930 году в феврале отца раскулачили, а нас выслали, не разрешив жить в нашем доме. У нас был хороший дом, шесть или семь лошадей и столько же коров, овцы, свиньи, куры, 20 ульев с пчелами и 28 десятин земли. Жили богато, но и работали с утра до ночи. У отца было пять братьев и шесть сестер, их всех арестовали, кроме брата Лаврена. Ему было 12 лет, и он убежал. А ведь родные моего отца дружной семьей жили в достатке и трудились, сколько было сил. Судя по документам отца, он бежал из ссылки и увез нас с собой. Как мы вернулись в Смоленск, я уже и не знаю, но в 1934 году мы жили именно здесь. В этом же году родился мой младший брат Анатолий. Тогда наша семья проживала в районе современного Рабочего переулка. А потом случилась беда - в 1937 году отца увидел его бывший односельчанин и заявил в КГБ. Ночью за папой явились трое. Его сослали куда-то на 10 лет без суда и следствия. Мы остались в Смоленске с мамой, которой тогда исполнилось 29 лет. Было очень тяжело. Мы, дети, даже в школе считались изгоями, врагами народа, всего боялись. Мама постоянно говорила, что папа ни в чем не виноват и его скоро отпустят.
В 1941 году началась война. Наш дом разбомбили, и мы с мамой жили у людей, которые согласились нас приютить. Затем мы поехали в деревню Лубня, к родственникам. Линия фронта была уже близко, и женщин послали копать окопы. Наше укрытие оказалось лучше других, его вырыли около холма, сверху положили привезенные на телеге доски и засыпали землей. Мы - три женщины и семь детей - залезли в это укрытие. Мама сидела близко к выходу, на руках у нее был мой младший шестилетний брат. И вдруг открылся лаз в наше укрытие, и прямо в грудь маме уперся... автомат. Снаружи стояли немецкие солдаты. Мы ужасно перепугались, начали плакать, кричать. А немцы за шиворот вытащили маму с братишкой, а за ними и всех остальных. Увидели, что перед ними только перепуганные женщины с детьми, и заставили снова лезть в окоп и закрыли сверху. Снаружи слышались стрельба и крики, а потом прямо на нас обрушилась крыша окопа. Прошел танк и засыпал нас землей. Мы начали задыхаться. Матери голыми руками старались раскопать землю и вытащить нас на поверхность. Когда мы вылезли, то увидели убитых женщин, стариков и детей в других окопах. Крыши некоторых укрытий были пробиты пулями и стали как решето. Мы посмотрели в сторону деревни и увидели пылающие хаты, на дороге к дому - убитых коров и лошадей. Было очень страшно.
Теперь, когда немцы сожгли дома, жить было негде и самим жителям деревни, поэтому мама попросила сестру, у которой у самой было четверо детей, оставить пока у нее младшего брата и меня. А сама отправилась в Смоленск - искать жилье. Тогда многие бежали из города, поэтому одна женщина разрешила маме вместе с детьми занять комнату в ее квартире - ей было очень страшно жить в оккупированном городе в одиночестве. Мы ждали маму из Смоленска, но нам сказали, что она подорвалась на мине. Нас с братом разделили - меня приютила какая-то дальняя родственница, а братишка остался у тети. Вскоре мы заболели тифом. Я была в деревне Радкевщина, а брат жил в Софрине. Почти год мы не знали, действительно ли погибла мама и где наш старший брат. Оказалось, что мамочка все-таки жива!
Она все это время болела, а наш старший брат Витя за ней ухаживал. Как только она немного поправилась и смогла ходить, то сразу же забрала нас к себе. Мы были сильно истощены - помню, что путь в 12 км до города прошли за два дня.
В Смоленске мы жили на улице Декабристов (ныне - ул. Тухачевского), в комнатке 13 кв. м. Мама работала, где только могла, мыла полы, стирала. Мы со старшим братом ходили за город, копали мерзлую картошку. Потом брат нашел железную коробку, приделал к ней ручку из проволоки, и я с другими детьми ходила просить милостыню. Около немецких частей пахло едой, мы ходили и просили: «Дядя, дай хлеба!» Иногда нам отдавали объедки, которые шли на прокорм свиньям, но гораздо чаще... обливали помоями. Однажды мы пошли туда, где варили еду для военнопленных. В то время мама заболела, слегла и больше не могла ходить. Брат искал хоть какие-то палки и щепки, чтобы растопить печь. А я с другими детьми отправилась за едой и попросила у человека, который варил похлебку для пленных: «Дядя, дай супу!» Он ответил: «Детка, мне не жаль супа, но вы его и есть-то не сможете». Но мы умоляли его, и он налил нам еду в котелки, миски - у кого что было - и мы, радостные, пошли домой. Дома мы поделили суп, а для мамы, слабой после тифа, решили затопить печь и сварить крупу. Долго варили, часа два. Мама начала есть и сказала: «Дети, ведь это не крупа, а мерзлая картошка». Хлеба нам давали 100 граммов по карточкам, и он был с опилками и отрубями. Ходить по улицам Смоленска было страшно - один немец пройдет мимо, а другой - даст подзатыльник или пнет ногой. Так мы мучались в оккупации два года. Незадолго до освобождения города всех стали выгонять из домов и гнать к пункту сбора, который находился на площади Ленина, у нынешнего Дома Советов. Те, кто побойчее, успели получить по буханке хлеба. Мы простояли в очереди до вечера, но хлеба нам так и не досталось. Людей построили, а затем под дулами автоматов погнали в сторону Хохлова. Мы уже шли с трудом, и мама шепнула старшему брату: «Витя, бери Толю, крепко держи его за руку, и бегите в лес!» Мы с мамой увидели, как братья скрылись в лесу. Мы надеялись тоже убежать, но, стоило нам хотя бы на шаг выйти из строя, - тут же раздавалась автоматная очередь.
После короткого 10-минутного отдыха нас погнали дальше. Мы шли всю ночь, а когда стало светать, мама шепнула мне: «Ложись и ползи, я за тобой». Рядом были кусты, поэтому нам удалось скрыться. В кустах мы прятались до утра, слышали стрельбу. Когда все стихло, мама сказала: «Пойдем, надо искать Витю и Толю». Мы долго шли по краю леса, звали братьев по именам, но никто не откликался. Мы шли целый день и заночевали в лесу. Утром снова отправились искать братьев, и на этот раз наши поиски увенчались успехом. Пройдя около семи километров, мы увидели, что они сидят на дороге с какой-то женщиной и детьми. Дальше до Смоленска, около 13 км, мы шли все вместе. После освобождения Смоленска мама устроилась работать в госпиталь, ухаживала за ранеными. Я даже помню фамилию начальника госпиталя - Лялин. Мы были уже большими. Старший, Витя, пошел в ФЗУ, Толя - в 1-й класс. Но мамино здоровье было подорвано оккупацией, она часто болела. В 1947 году я тоже поступила в ФЗУ, мама уже не могла работать, а Толя был еще мал. В ФЗУ нас кормили, давали 200 г хлеба, какой-либо суп, пареную брюкву. Суп мы ели, а хлеб относили маме и Толе. Но легче не становилось. Мы оставались репрессированными, боялись и слово сказать. Чтобы куда-либо поступить, нам приходилось врать, говорить, что папа умер.
Мама потом работала в прачечной, но всю жизнь мы не жили, а выживали, хотя усердно работали. Брат Витя за добросовестный труд был награжден медалью. Я тоже получила медаль и звание «Ветеран труда».
Только в 1990 году или немногим раньше, купив газету, мы узнали, что папу реабилитировали. Мне захотелось узнать, за что мы так страдали, почему в родной стране к нам столь не по-человечески относились. (Да и сейчас все льготы, которые были, отобрали.) Мы страдали с раннего детства, из-за репрессированного отца нас постоянно унижали, упрекали, а ведь мы, дети, да и наши родители, были ни в чем не виноваты. В своей стране мы были никому не нужными, униженными и оскорбленными изгоями. Потом порадовали - давали раз в год билет на поезд, льготу в 50% на оплату квартиры, лекарства, а сейчас и эту каплю отобрали, объяснив монетизацией льгот! Очень обидно и больно, что родное государство так поступило и поступает с нами.
Юлия Федоровна Бочарова (Амельченкова).

 

В редакцию областной газеты «Рабочий путь» от инициативной группы смолян.
Просим вас помочь опубликовать на страницах газеты открытое письмо смолян - детей войны, чтобы на наши проблемы обратили внимание.
Уважаемый губернатор Смоленской области Алексей Владимирович Островский, депутаты Смоленской областной Думы и кандидаты в депутаты, руководство г.Смоленска, депутаты горсовета и другие заинтересованные лица!
В стране, победившей фашизм, оказалось забытым поколение «детей войны», поколение надорванных, искалеченных войной судеб, детей, рано шагнувших во взрослую жизнь. Дети на войне страдали не меньше, а порою и больше. Они заменяли взрослых, работая в колхозах, на предприятиях, взваливая на свои хрупкие плечи заботы по хозяйству, в то время когда матери уходили на работу.
«Дети войны» совершили подвиг уже тем, что выжили в нечеловеческих условиях военного времени. Много их погибло, но многие из тех, кто выжил, оказались в то время на грани выживания, познав голод, холод, испытав на себе ужасы бомбежек, оккупации... В детском возрасте это переносится еще тяжелее, ибо беззащитность детей многократно умножает страдания, причиненные войной.
Ветераны войны окружены заботой государства, вниманием общества, им оказывается существенная материальная поддержка. Это правильно и справедливо. Однако несправедливо забыто и потеряно целое поколение советских людей - поколение «детей войны». Необходимо восстановить справедливость в отношении их. Их живая память помогает нам противостоять попыткам пересмотра истории и воспитывать будущее поколение в духе патриотизма, гуманизма и уважения к собственной стране.

Просим вас разработать и принять областной закон о «детях войны», как это уже сделано в Новосибирской, Пермской, Волгоградской областях и в других регионах России. Ведь до 70-летия Великой Победы осталось всего два года. Еще одна проблема, к которой, мы считаем, необходимо привлечь внимание общественности: вот уже 30 лет мы смотрим на памятный знак на ул.Ногина и ждем, когда на его месте будет возведен памятник героям Великой Отечественной войны 1941-1945 годов, памятник защитникам Смоленска, которым мы обязаны столь высоким званием «Город-герой».
Ведь смогли же смоляне отдать долг памяти, воздвигнув уникальный памятник «Героям войны 1812 года».
Почему в городе-герое Смоленске до сих пор нет памятника, достойного этого высокого звания?! С уважением «дети войны».
Кузьминский В. А., ветеран труда, заслуженный работник РММТ, 1945 г. р.
Москалева З. В., ветеран труда,1939 г. р.
Семченкова О. С., ветеран Великой Отечественной войны,
ветеран труда, 1929 г. р.
Курек Софья Петровна, ветеран труда, 1928 г. р.
Блохина Н.Ф., ветеран Великой Отечественной войны, ветеран труда, 1928 г.р.
Рудакова Л.В., ветеран труда, 1930 г. р.
Яковлев В.А., ветеран труда, 1936 г. р.