Смоленск - проклятие Наполеона

Поговаривают, что Наполеон после бесславного похода в Россию, вспоминая о пережитом кошмаре, морщился и бросал в сторону: «Проиграл войну, потому что был проклят под Смоленском…» 
 Действительно, историк и краевед В.М. Вороновский неоднократно отмечал  в своем труде «Отечественная война в  пределах Смоленской губернии», что во всех походах Наполеона на Россию  Смоленщина была для него «тягостным и несчастным местом». Три месяца и пять дней ее занимали и разоряли французские захватчики, полтора месяца в Смоленской губернии непрерывно велись боевые действия - в течение всего  двух недель здесь произошло свыше 13 крупных сражений! Ни где-нибудь, а именно на смоленской территории Наполеон потерял более 80 тысяч человек. 
Ни одна из российских губерний не была в те времена  так долго занята неприятелем, ни в одной губернии России не смогли нанести непобедимому императору столь значительный урон, поставив под сомнение его воинский талант и мастерство, а также непоправимо подкосив могущество Франции. Зато и смолянам досталась горькая участь досыта  вкусить плоды великого «года разорения» - потери Смоленщины и ее сельских жителей в два с половиной раза превысили ущерб, причиненный наполеоновской армией селянам и горожанам той же Московской губернии – второй после Смоленска претерпевшей «великое разорение» в 1812 году. 
«Война 1812 года, по настоящему, и началась в Смоленской губернии, в ней она и окончилась», - писал В.М. Вороновский. Против фактов не пойдешь: соединение российских армий произошло под Смоленском 22 июля; первое большое сражение состоялось также под Смоленском 4-5 августа, последнее – под Красным 5-6 ноября. Нельзя забыть и о первой (!) победе русских над французами под Вязьмой 22 октября.
На Смоленщине все происходило в 1812 году впервые: был организован первый партизанский отряд, собралось земское ополчение, население стало уничтожать огнем свое имущество и взялось за оружие. Война приобрела характер народной, и подобной войны история еще не знала. 

 

Видимо, и Бога французы впервые по-настоящему прогневили на Смоленщине, разрушив и осквернив огромное число православных церквей и храмов. «Почти все церкви, вблизи которых появлялись части неприятельской армии, непременно подвергались грабежам, осквернению, порче и даже полному уничтожению. Уцелело из церковного имущества только то, что успели духовенство и церковные старосты скрыть в потайных местах. Солдаты неприятельской армии врывались в храмы, сдирали с образов ризы и расхищали всю движимость; они не обращали внимания на религиозное значение разных предметов. Тащили ризы, епитрахили, кресты, свечи и облачения с престолов; они обшаривали все церковные помещения, взламывали престолы, жертвенники и иконостасы. Самые храмы служили квартирами, нередко обращались в конюшни, под склады хлеба, оружия, вина».
В Смоленске из всех храмов  нетронутым остался только Успенский собор, и то благодаря подвижничеству священника Никифора Мурзакевича, который непрестанно писал ходатайства в защиту притесняемого русского народа и активно боролся против разорения архитектурных символов православной веры. «В своих просьбах он был горяч, очень настойчив и смел; но каждый, слушая его, чувствовал, что в нем горит любовь к людям. Он добивался всего для других и ничего  для себя. Священнику Мурзакевичу мы обязаны тем, что неприятели не разграбили собор, пощадили некоторые другие храмы, и что смягчена была участь многих страдавших людей».
Но, несмотря на старания Мурзакевича, Авраамиевский монастырь и Верхне-Никольскую церковь отдали под конюшни, в Троицком монастыре и Одигитриевской церкви разместили лазареты и держали военнопленных. В Благовещенской и Надворотной Богоматеринской церквях торговали хлебом, в церквях Преображенской и Окопской на Рачевке открыли винные магазины и тюрьму. В Казанской и Нижне-Никольской французы устроили скотобойни. Из Покровской церкви вынесли иконы и использовали образа для… постройки солдатских палаток. Остальные церкви подверглись полному уничтожению или сгорели во время пожаров.
В Смоленском уезде до основания были сожжены храмы в селах Хохлово, Цуриково и Богородицкое, разгромлены – в Панском, Егорье, Дресне, Словаже, Рождественском, Катыни, Починках, Ляхове, Уколове, Бобырях и Твердилище.
В Краснинском уезде захватчики разорили городскую церковь и сельские храмы в Зборовичах, Сорокине, Мерлине, Залужечье, Толстиках и Крюкове. В Жериновке спалили деревянную церковь.
Под Дорогобужем французы испоганили и обокрали Богоявленскую, Покрово-Пятницкую и Иоанно-Богословскую церкви. Остальные дорогобужские храмы осквернили настолько, что в них уже было невозможно совершать богослужения. В  Дорогобужском уезде были разграблены, разрушены и сожжены храмы в Свирколучье, Усвятье, Засижье, Болотове, Устье, Горках, Язвине, Стрелках, Трисвятье, Корочарове, Глубоком, Прости, Ульхове, Чамове, Мстиславской слободке, Беловолостье, Бизюкове, Ратчине и Егорьеве.
В Вязьме нехристи разгромили Троицкий собор, разграбили и сожгли Аркадьевский и Свято-Предтечев монастыри. Особенно пострадали Входо-Иерусалимская, Афонасьевская и Преображенская церкви. В Вяземском уезде храмы громили в  Федоровском, Юреневе, Семлеве, Богородицком, Слукине, Новоникольском, Воскресенском, Успенском, Фомищеве и Горках.
Под Гжатском французы изрядно поглумились над религиозными чувствами верующих, разгромив церквушки в селах Покровское, Клушино, Ренсково, Дятлово, Новорождествено, Купрово, Мокрово и Рождество.
Привести храмы в порядок, украсить их по православному обычаю удалось не скоро – многие церкви десятки лет  лежали в развалинах, иные так и не были восстановлены. 

 

 

По всей видимости, массовое уничтожение символов веры не осталось безнаказанным для всей наполеоновской армии. Практически с первых дней вступления захватчиков на смоленскую землю ад следовал за ними…
«Даже скот подвержен внезапной смерти, - писал виконт де-Пюибюск 5 (17) сентября 1812 года, находясь в Смоленске. – Лошади, которые сегодня кажутся совсем здоровыми,  на другой день падают мертвыми. Даже те из них, которые пользовались хорошими пастбищами, вдруг начинают дрожать ногами и тут же падают мертвыми. Недавно прибыли 50 телег, запряженных итальянскими и французскими волами; они, видимо, были здоровы, но ни один не принял корма; многие из них упали и через час околели. Принуждены были оставшихся в живых волов убить, чтобы иметь от них хоть какую-то пользу. Созваны все мясники и солдаты с топорами и, странно! Несмотря на то, что волы были на свободе, не привязаны, даже ни одного не держали, - ни один из них не пошевельнулся, чтобы избежать удара, как будто они сами подставляли лоб под обух. Таковое явление наблюдалось неоднократно, всякий транспорт на волах представляет то же зрелище.
В то время, как я пишу это письмо, 12 человек спешат поскорее отпрячь и убить 100 волов, прибывших сейчас с фурами девятого корпуса. Внутренности убитых животных бросают в пруд, находящийся посреди той площади, где я живу, куда также свалено множество человеческих трупов со времени занятия нами города. Зрелище до сих пор вряд ли кем виденное, поражающее ужасом самого храброго и неустрашимого воина, и, действительно, необходимо иметь твердость духа выше человеческого, чтобы равнодушно смотреть на все эти ужасы».
За кратчайший срок подразделения и части наполеоновских войск стали совершенно неуправляемыми, перестали подчиняться приказам командования и превратились в мародеров и дезертиров. «Убивали друг друга за кусок хлеба, за горсть муки, - сообщал о том страшном времени современникам В.М. Вороновский. – Оставленные за городом войска выгнали из конюшен и съели за одну ночь 210 лошадей. Положение неприятельской армии было самое ужасное. Голодная, она стояла на голом снегу при 18 градусах мороза. Когда достигли желанного Смоленска, где негде было приклонить голову и нечего было есть, пропала последняя надежда».
После сражения у Вязьмы неприятель начал замерзать – внезапно сковавший Смоленщину мороз тоже можно характеризовать и как божье чудо, и проклятие свыше.
 «После каждого ночлега на биваках оставались сотни замерзших людей; они валялись по всей  дороге. Одни столбенели от мороза, шатались, как пьяные, от голода, и падали мертвыми. Другие сидели возле огня в полном оцепенении и не чувствовали, что их ноги, которые они хотели отогреть, обгорали в уголья. Возле Болдина монастыря Дорогобужского уезда видели, как три француза жарили четвертого, который только что успел умереть. Многие с жадностью пожирали сырую падаль, терзали зубами мертвые тела. Было ужасно видеть страдания людей, которых завели бесславно погибать на чужую сторону. Только белые пушистые холмики, как погребальные курганы, напоминали живым, где упокоились их мертвые товарищи. Так было у деревни Михайловки, куда войска Нея пришли после страданий целого дня. Когда достигли деревни, то близ нее заметили занесенную снегом хижину; пришедшие люди надеялись встретить там своих товарищей. Но, подойдя ближе, с ужасом увидели, что то не хижина была, а гора окоченелых трупов. Те, которые проходили здесь прежде и не нашли себе места в деревне, сбились от холода в кучу и образовали страшную ледяную гору. Каждый видел в этом и свою участь. Жутко становилось на душе у этих пришлых людей; угасала у них всякая надежда на спасение; не чаялось им больше увидеть голубое небо своей далекой родины, свою землю, дом и семью…».

 

В те времена случались и другие чудеса.  Память об Отечественной войне 1812 года тесно связана с чудотворной иконой Смоленской Божьей Матери. Кстати, о чуде, произошедшем с ней в 1778 году, упоминал и священник Никифор Мурзакевич, который был честным человеком и вызывал у людей особую приязнь и доверие.
Богатый ельнинский помещик Пассек позволил себе в соборе весьма неуважительно высказаться относительно Божьей Матери, изображенной на иконе. Вскоре после этого случая Пассек серьезно заболел. Врачи не знали, чем ему помочь, родственники ожидали скорой кончины помещика.  Но вдруг богатого богохульника посетило чудесное виденье – перед ним появился юноша, который уговаривал его покаяться, утверждая, что при таком исходе дел Богоматерь пошлет ему прощение и исцелит от смертельного недуга.  Пассеку привиделся деревянный храм с резным иконостасом, а в нем образ Богоматери в золоченой ризе. Пассек очнулся и самостоятельно, без посторонней помощи сел на постели. Он настолько ясно описал церковь, которую увидел то ли во сне, то ли в забытьи, что близкие помещика узнали в ней храм над Днепровскими воротами. Пассек настоял, чтобы его немедленно  отвезли в этот храм. Он узнал и церковь, и иконостас, и икону Божьей Матери. Но самое удивительное, что в алтаре он увидел инока, который упрашивал его покаяться! После усердной молитвы  и покаяния Пасек… выздоровел! Всю последующую жизнь он усердно славил Божью Матерь, и в память о своем чудесном исцелении построил часовню.
В годы Отечественной войны почитание чудотворной иконы Смоленской Богоматери еще больше возросло, и она стала святыней не только для смолян, но и всего русского народа.  Так, перед тем, как русские войска оставили Смоленск, 5 августа икону Смоленской Божьей Матери принесли к Георгиевской церкви на Покровскую гору для поднятия боевого духа армии. Всю ночь перед иконой служили молебны, а утром 6 августа икона была передана первой батарейной роте третьей артиллерийской бригады подполковника Глухова. Зашитую в холст икону пронесли перед ротой, да и весь поход она находилась в гуще войск.
Когда после боев под Красным Смоленская губерния была полностью очищена от неприятеля, Кутузов распорядился вернуть икону Смоленской богоматери в Смоленск. Это произошло 10 ноября 1812 года.