«Старосельская сказка». Как живут иностранцы в смоленской деревне

Несколько десятков семей из Европы бросили свою комфортную жизнь и перебрались в глухую деревню под Угрой. Корреспондент «Рабочего пути» съездил к ним в гости, чтобы посмотреть, как обосновались новоселы, и спросить у них: «Зачем?».

В Староселье очень любят президента Путина. А как иначе? Дороги здесь отродясь не было. Добирались всегда с приключениями: в сухую погоду на вездеходах, в остальное время сплавом по реке. Чуть ли не день тратили - пока догребешь… А потом терпение жителей Староселья лопнуло: они стали писать письма во все инстанции и даже дозвонились на прямую линию с президентом. После этого деревенька на границе Смоленской и Калужской областей попала в федеральную программу. «Да не в простую, а в золотую» - как написали бы в сказках: сначала на старосельскую дорогу выделили 60 млн рублей, а потом бюджет «дотянули» до 90.

- Даже разворотное кольцо сделали. Чтобы автобусы, которые у нас будут ходить в перспективе, могли разворачиваться, - улыбается Дмитрий Синельников.

В сельской администрации его называют старостой деревни. Старосельцы зовут «мэром». На вид Синельникову лет 35. У него смуглая кожа и белоснежные зубы. Мы сидим с ним на веранде его дома. Вокруг нас носится рыжий шпиц по имени Порш.

- Как я понимаю, вы пришли сюда одним из первых…

- Всю эту историю начал мой отец - его тоже звали Дмитрием. Он работал геологом в Мали, Бурунди, Уганде… Свой первый год жизни я вообще-то провел в Алжире. Но потом идеология и страна начали разваливаться, и отец подался на вольные хлеба - скажем так. Душа просила простора, и он захотел дачу. Понятное дело, шесть соток его не устраивали. Он мечтал о доме в деревне. 

Друг посоветовал: «Слушай, по Угре - куча брошенных деревень. Поищи там!» Так мы нашли Староселье в Смоленской области. Дороги нет, электричества нет, но отца это не остановило.
С 1988 года мы обосновались здесь: сначала только лето проводили, потом переехали насовсем. 

- И много тогда людей проживало в Староселье?

- Домов тогда было (делает паузу, поднимает глаза, считает. - Прим. авт.)… Раз, два, три - Палыч, четыре - Шиловы, пятый – теть Вера… У нее сын болел сильно, жил на таблетках, зато наизусть всего Задорнова знал. Из соседей были только Марь Иванна с Анатолием Азаровичем. Марь Иванна родилась в Староселье, здесь пережила войну…

- Как же вы сюда добирались?

- «Такса» была - три бутылки водки трактористу из Слободки. Он забрасывал нас сюда, но до самого Староселья еще нужно было дойти пешком... Тракториста звали Корней. Он был славен тем, что урожай на комбайне собирал влет! Но когда выходил из кабины, люди его ловили - на ногах не стоял.

Зимой приходилось вывозить из Староселья всё. Самые голодные годы, конец 80-х - начало 90-х, сильно воровали. Ложки и чайник, помню, мы прятали на сеновале. Это сейчас у меня в доме то ли пять, то ли шесть телевизоров, а тогда главным «гаджетом» была керосиновая лампа. Вру. Еще приемник. Однажды отец поймал угонщиков. Милиция ему в качестве благодарности за поимку опасных преступников подарила приемник.

Позвонить можно было в Слободке - за 8 километров. Помню, иду к родительским друзьям - Седаковым. И теть Тамара орет: «Москва на проводе! Быстрее, Дима!» 

- Послушайте, но вы же ребенком сюда переехали. Обычно дети любят свою деревню до определенного возраста. Потом им становится скучно…

- Так получилось, что я восьмилетним ребенком влюбился в эти места. И больше никуда из Москвы не ездил. Помню, родственники взяли мне тур - речной круиз по «Золотому кольцу»… Я увлекался техникой и с удовольствием прокатился бы на теплоходе. Но это было лето 1992 года. Отец активно занялся фермерством: даже трактор купил. Ну какой тут теплоход, когда под навесом у дома трактор стоит?

Конечно, я остался в Староселье. К 1995-му деревня загнулась окончательно. Остались только мы с отцом. Однажды глава администрации вызвал его к себе и предложил открыть охотхозяйство. Помню, как я, мальчишка, «пропал»… Я всегда увлекался внедорожными транспортными средствами: от резиновой лодки до космического корабля. А тут: охота, оружие, снегоходы, вездеходы… «Батя, соглашайся!» И он поддался на мои уговоры. Охотхозяйство отец позже переформатировал в заказник. За свои средства привозил в Староселье ученых. У нас же под боком Калужская область - и там шикарный национальный парк «Угра». Мы тоже хотели создать такой - только в верхнем течении реки. В 90-е дошли до губернатора Смоленской области, но все заглохло… У меня оставалась еще одна детская мечта - колонизация...

- Откуда это? Из книг?

- А пес его знает, - вдруг по-простому отвечает он. И подпирает голову рукой. - Натура у меня такая: прийти туда, где нет ничего, и сделать что-то.

- Как в Староселье?

- В детстве я взахлеб слушал рассказы Марь Иванны: «Смотри, Димочка, - говорила она. - Вот наше Староселье. В полутора километрах было Рубцево, еще в полутора - Веселево. Дальше шло Большое Веселево, а потом - Малое Веселево. Вот так-то». И я бродил по урочищам, вспоминал ее рассказы и всегда хотел эти места возродить. Поначалу мы с отцом зазывали сюда беженцев. Но дело как-то не пошло. В 2000-х попробовали предложить эти места иностранцам. То, что было дальше, - просто фантастика. До сих пор не верю. 
В 1995 году мы жили здесь с отцом вдвоем. А сейчас - семей сто. Иностранцы, судя по всему, соблазнились экологической чистотой Староселья и большими пространствами. У каждого - участок минимум в гектар, на котором они строят свое родовое поместье. Как правило, кроме дома и огорода, есть сад, собственный лес и пруд. 

Я выхожу за пределы участка Синельниковых в надежде кого-нибудь увидеть, но вокруг – тишина и лес.

- Это все потому, что участки большие и расстояния тоже, - говорит Дмитрий, выгоняя из-под навеса квадроцикл.

Сажусь позади и планирую смотреть по сторонам. Но пока староста деревни «с ветерком» везет меня по ней, я даже не могу открыть глаза - кажется, что скорость сумасшедшая. На самом деле - всего несколько десятков километров в час. Поэтому я не увидела участок Дмитрия Гордеева, кандидата сельскохозяйственных наук, который выращивает салаты и поставляет их в модный московский ресторан LavkaLavka. И поместье Дениса Забавского тоже не увидела - руководителя «Фест-оркестра», который выступает не только на площадках Староселья, но и в Лужниках, и в Большом концертном зале администрации президента…
Когда квадроцикл останавливается и я распахиваю глаза, передо мной стоит златоволосая женщина средних лет в малиновой футболке.

- Здравствуйте! Меня зовут Надежда Обри, - говорит она, протягивая мне руку, и я улавливаю чуть слышный акцент. - А как вы узнали о Староселье? Что бы вы хотели написать о нас? Мы вам интересны как оригиналы? Или чуть-чуть как «маргиналы»?

Я улыбаюсь ее шутке и пытаюсь рассмотреть, что написано у нее на футболке. Но надпись слишком длинная, и мне не сразу удается.

- Не совсем, - наконец отвечаю я хозяйке поместья. - В Смоленской области много умирающих деревень. С каждым годом все больше. Принято считать, что из деревни все бегут. А вы - наоборот… 

- Отлично! Давайте присядем в тенечек. Хотите попить? Я только что сварила варенье из яблок. Если разбавить его водой, получится замечательный лимонад…
Надежда разворачивается, и я, наконец, читаю надпись на футболке: «Не нужен нам берег турецкий. Теперь с нами Крым и снежные Сочи. Любимая наша, родная страна!»

- Какая у вас замечательная футболка, - говорю я, присаживаясь на краешек стула в саду. 

- Правда? - Кажется, хозяйка светится от счастья. - Я специально для вас надела. На отдыхе купила этим летом. Вероятно, вас интересует, почему я уехала из Швейцарии? Я прожила там 21 год…

- Для начала - как вы там оказались? Вы ведь русская…

Надежда пожимает плечами:

- Я вышла замуж. Будучи студенткой, работала гидом и однажды познакомилась с молодым человеком... Моим рабочим языком был немецкий. Я окончила институт имени Мориса Тореза. Правда, волею судьбы оказалась во французской части Швейцарии. Сейчас там живут мои сыновья и бывший муж. А я уехала спустя два года после развода.

- В Швейцарии вы скучали по России?

- Конечно. Иначе бы не вернулась. Как только я выучила французский - а я его вообще не знала до переезда - то стала удивляться, о чем говорят люди в Швейцарии. Мы жили в Советском Союзе и представляли, что за границей полная свобода. В Европе были открытые границы, и я всегда предполагала, что люди там более развитые. Но когда я выучила язык и стала понимать разговоры швейцарцев… Знаете, это был шок.

В Советском Союзе нам говорили, что Запад плохой, а на кухне мы обсуждали, что это все не так. Оказалось - нет. Когда произошло осознание, оно было очень жестким. Да, швейцарцы благополучно жили и их не «прихватывало», как нас. История наша очень сложная, но в то же время она дала возможность сильным стать еще сильнее. И там, в Швейцарии, все прогрессивные люди очень уважают Россию. Не только Чайковского и Толстого. Были те, от которых я услышала такую фразу: «Россия нас спасет».

Я жила в городе Невшатель. Из этих же мест был самый известный швейцарский писатель - Фридрих Дюрренматт. Однажды я попала на спектакль по его рассказу «Туннель». Он написал его еще будучи студентом, во время войны. Как-то он ездил в Цюрих, и в туннеле ему пришла идея: поезд идет, а туннель не кончается. Люди вокруг смеются, пляшут… И он с тревогой стал у всех спрашивать: «Почему туннель не заканчивается? Я здесь сто раз уже ездил…» Он дошел до первого вагона и выяснил: поездом никто не управляет… Он написал это в 1940-е годы. А как это актуально сейчас...

- Как же вы очутились в Староселье, вдали от цивилизации?

- Захотела купить землю, и мне кто-то сказал: есть участки недалеко от Москвы, в Угранском районе. Помню, в 1999 году шла сюда пешком от Ломенки. Первое, что увидела, - купол дома Синельниковых. На пороге стоял отец Димы – Дмитрий Владимирович - в тужурке, мужчина с бородой и умными ясными глазами. Здороваюсь с ним, а он мне руку целует... Я же не знала, что он преподаватель, геолог, который закончил французскую спецшколу… И я очаровалась.

- Вас не смутило отсутствие электричества?

- Я думала, что оно придет быстрее… Без электричества провожу здесь уже девятую зиму - я по зимам считаю. В Староселье живут разные люди. И нам порой сложно договориться. У нас очень многие - вы будете смеяться, Маша, - протестовали против дороги. Аргументы были самые смешные. И с электричеством то же самое…

- Потому что не хотят цивилизации? - настораживаюсь я.

- Потому что не хотят столбов. В Швейцарии, конечно, «кабельное электричество» - столбов нет. Здесь, в России, это финансово невозможно. Здесь поселились те, кто согласен жить при свечках. 

- И вы девять лет живете без света?

- Почему? У нас солнечные батареи, - говорит она. И показывает на стену дома, облепленного «сотами» электронных табло. - Правда, сейчас вот полетели аккумуляторы...

- Ничего не дают эти батареи: когда световой день маленький – они просто не успевают напитываться солнцем, - вклинивается в разговор Дмитрий и машет рукой. Его дом тоже «обклеен» зеркальной мозаикой. - Сама батарея стоит недорого - тысяч 15. Но аккумуляторы за 30 тысяч нужно менять каждые пять лет. А их - четыре штуки!

Надежда продолжает:

- Иногда включаем генератор. Я пытаюсь работать на «удаленке» - делать переводы, но из-за отсутствия постоянного электричества это сложно…

- Вы не скучаете по Швейцарии?

- Нет.

- Абсолютно?

- Абсолютно.

- Маш, ну какая Швейцария? - улыбается Дмитрий. - У нас теперь дорога есть, до Климова Завода рукой подать - а там в магазинах даже оплату карточкой принимают!

На окраине Староселья - оживление. Сегодня среда, а значит, всего пару часов будет работать пекарня Евы Пфайфер. Народу в пекарне - не протолкнуться. От печи веет жаром, в воздухе чудесно пахнет свежеиспеченным хлебом. Я опускаюсь на лавочку и наблюдаю за посетителями пекарни - в основном это дети с авоськами. Но есть и взрослые. 

«Костя, ты возьми пиццу, а мы - чиабатту, а то остальным ничего не останется», - шепчет мальчику женщина в возрасте в цветастой футболке и тысячной купюрой в руке.
Со мной на лавке сидят две девочки лет 10, машут ногами и делят между собой выпечку на прилавке: «Вон тот пирог будет точно мой! А этот, со сливами, так уж и быть - тебе».
Первой к прилавку подскакивает Маша - лет 14. Она в растерянности застывает перед ватрушками и пирогами. Долго не может определиться, а потом, кажется, начинает скупать все подряд.

«Чиабатта, хлеб, - перечисляет черноволосая женщина за прилавком - это и есть Ева Пфайфер. – Еще четыре маленькие пиццы по 70... Получается 280. Пироги со сливами будешь? Машулька, вот очень вкусный яблочный рулет. Помнишь, я давно тебе его советовала….»

«А можно мне все-таки еще один пирог с абрикосами?»

«Унесешь?»

«У меня корзинка есть! На велике!»

Она останавливается в дверях и откусывает кусочек пирога. На ее губах, как изморозь, появляется нежная белая каемка сахарной пудры. Дверь опять открывается. На пороге - молодой мужчина с бородкой-треугольником.

«Кто последний?»

«Андрей, - говорит ему Ева, не отвлекаясь от калькулятора и не поднимая головы, - я уже отдала твоим все, что ты заказывал!»

«Да мне в гости надо. Я за гостинцем».

Ева улыбается: «Какой чудесный день! Сегодня все в гости идут или у кого-то гости. Не всегда такое оживление у нас…»

Ева - полячка с немецкими корнями. У нее нежное лицо, темные пушистые ресницы и красивый акцент. Когда ее муж, «русский немец», Максим предложил ей переехать из Баварии в глухую русскую деревню, она сгоряча сказала: «Ты что? Дурак?» Теперь вспоминает это с улыбкой: в Староселье ей нравится, переезжать не собирается. 

Три года назад они с Максимом вошли в государственную программу как молодые фермеры, и государство выделило им деньги на строительство дома. Дважды в неделю Пфайферы торгуют хлебом здесь, в Староселье. Один раз ездят в калужский город Юхнов - продавать изделия на рынке.

Максима я нахожу за пекарней. Он сидит на берегу пруда и кормит из ложки своего маленького сына. Всего у Пфайферов пятеро детей.

Максиму было 13, когда в 1991 году его родители решили переехать с Урала на историческую родину, в Германию. А в 2003-м он вернулся. Не на Урал, а на Смоленщину.

- Но ведь в деревне очень сложно жить, - возражаю я. - Отсутствие дороги, света… 

- Это не всегда важно, - спокойно отвечает он. - Для нас в приоритете - спокойная жизнь, наше хозяйство, то, что мы создаем своими руками… Да, чтобы чего-то достичь, нужно приносить жертвы. Кто-то не готов – тот и живет в городе, в комфорте. А мы - здесь, и это наш выбор. Какие наши жертвы? У нас, например, нет холодильника. Потому что нет постоянного электричества. Как только его проведут, мы, конечно, купим холодильник - для пекарни. Давно хотим делать домашнее мороженое из своих ягод.

- Германия - страна строго определенного порядка. И вы наверняка к этому привыкли…

- Я думаю, каждый народ живет по-своему. Недавно у нас гостили коренные немцы. И я заметил, что им в Германии чего-то очень сильно не хватает. Того, чего не хватало мне, когда я жил в Баварии. 

Максим умолкает, рассеянно глядя на поблескивающую воду.

- Свободы, воли… Называйте это как хотите. Понимаете, человек, который живет в России, он этого понять не может. Потому что не может сравнить. Германия – страна маленькая, там слишком много условностей, в нашем понимании - порядка. С одной стороны, это хорошо. С другой - в человеке начинает затухать творчество. И люди от этого страдают. Я видел, как горели глаза у тех коренных немцев, которые сюда приезжали. Они хорошо зарабатывают, у них есть квартиры и машины. Но они недовольны жизнью в Германии, потому что она надевает на них кандалы.

- В Староселье кандалов нет?

- Мы недавно готовились к свадьбе старшей дочери и две недели на рынок в Юхнов не ездили. А сейчас приезжаем, люди подбегают и говорят: «Наконец-то вы опять вернулись! А то мы испугались… Как мы без вас-то будем…»

Фото: Виктория Малий.