Вечером - «Стулья…»!

Культура

Смоленский Камерный театр вновь порадовал зрителей пластическим спектаклем. По контрасту с исполненной драматизма «Шинелью» выбран сюжет искрометно веселый, комедийный. И роман Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев» читали все, а кто не читал, тот видел, конечно, кино. Поэтому спектакль построен как своего рода пластическая иллюстрация к хорошо известному сюжету.

Сюжет развивается в период позднего НЭПа, на его излете. Минималистские декорации в виде четырех решетчатых труб и безликих современных табуретов (а где же роскошные стулья?!) оказываются достаточными для передачи атмосферы энтузиазма великих строек (заслуженный художник России Николай Агафонов). Пролог к спектаклю – особо любимая в начальный советский период «спортивно-художественная пирамида». В ней собраны все участники спектакля. Речь с вершины пирамиды произносит, естественно, Остап (артист Никита Куманьков): командовать парадом будет он! Отец Федор (артист Денис Овчинников) и Ипполит Матвеевич (артист Артем Быстров) хлопочут вокруг тещи Воробьянинова. Мадам Петухова (артистка Надежда Трапезникова) собралась умирать.

Под музыку Сен-Санса она вначале слабо, но художественно (почти как Майя Плисецкая) шевелит руками, а затем вскакивает с минималистских табуреток, сбрасывает бесформенный серый салоп и, оказавшись в белом балетном платье, создает уже откровенную пародию на «Умирающего лебедя».

Смерть шаржируется. Да ведь и в первоисточнике «кончина мадам Петуховой», сопровождающаяся воспоминаниями о брильянтах в гамбсовском гарнитуре, не вызывает благоговейного уважения…

По сути, весь спектакль шаржирован. Интересная находка режиссера-постановщика и балетмейстера Александры Ивановой - пластическое действо, иллюстрирующее гениальное создание Ильфа и Петрова - строится на тех же принципах, как и роман, но, что замечательно, порой вторичных по отношению к хорошо известному тексту. То есть это шарж на шарж, пародия на пародию…

Иногда шарж выходит за пределы романного текста. Артисты включают в собственный текст аллюзии на современность, вовлекают в диалоги зрителей. Да, спектакль в значительной степени вынесен в зрительный зал.

Вот сцена аукциона. Ведущий обращается в зал, к зрителям, среди которых непринужденно размещаются участвующие в эпизоде артисты. И сам аукционист подчеркивает эту пикантную ситуацию, предложив (зрителям, разумеется!) для начала разыграть на аукционе Камерный театр… Ирония по отношению и к себе, и к другим, непринужденная легкость в решении жизненных проблем, вовлечение в живой диалог читателя - нерв, на котором держится роман. Этот нерв пронизывает и спектакль Камерного театра.

Эллочка-людоедка (артистка Татьяна Михальченко), танцуя, проходит через весь зрительный зал, обращается к зрителям «вблизи», пытаясь соблазнить их своими «хо-хо!», «поедем в таксо!», «у вас вся спина белая!», а если потребуется, то и отшивает коронной фразой «не учите меня жить».

Киса Воробьянинов, с отвращением натянув истоптанный суровым компаньоном люстриновый пиджак, просит милостыню как «бывший депутат Госдумы от ЛДПР» - впрочем, быстро поправляется: «от партии кадетов». Под заунывное звучание зурны проходят уставшие от бесплодных поисков Киса и Ося среди невидимых, но легко воображаемых гор. Однообразная сцена несколько затягивается - тем более что «идут» они на месте. «Долго идем?» - сочувственно обращается Остап к зрителям. И в ответ на радостное зрительское «да-а-а» сокрушенно поясняет: «Сцена в Камерном театре маленькая…»

Спектакль шаржированно иллюстрирует известные сцены знаменитого романа. Так, шахматные любители в Васюках (будущей Нью-Москве) все без исключения одноглазые. Спектакль интерпретировал образ «одноглазого любителя» из романа как символ. Васюковские любители шахмат прозревают и сбрасывают повязки к концу сеанса одновременной игры с «гроссмейстером». Инженер Щукин (артист Олег Марковкин) исполняет едва ли не акробатические трюки, демонстрируя зрителям свою мнимую наготу. «Чего смотришь?!» - с интонацией пацана с Рачевки обращается он в зрительный зал, умело играя полотенцем.

Вечная возлюбленная предводителя дворянства Елена Станиславовна (артистка Надежда Трапезникова), сокрушаясь по поводу ушедшей молодости, прячет выпавший клок волос куда-то в лифчик - подальше, чтоб не нашли... Должно быть, это символизирует тщетные попытки женщины скрыть старение.

Некоторые повороты сюжета даются намеренно схематично. Так, схематична линия отца Федора (артист Денис Овчинников). Служитель культа время от времени вторгается в действие, но почти не участвует в нем. Его письма жене Кате доносятся из-за сцены – как напоминание о мечтах наивного конкурента Командора.

В этом пластическом спектакле (в отличие от «Шинели») довольно часто звучит и слово. Однако основное средство общения с залом все же пластика. Очень хорошо подобрана музыка (Владислав Макаров). Актеры много танцуют. Важнейшую роль в спектакле играют даже не танцы, а жесты, манера движения актеров.

В этой связи следует отметить замечательную игру всех участников спектакля. Артистичный Остап в прекрасном исполнении Никиты Куманькова постоянно поддерживает контакт со зрителем, что вполне соответствует характеру героя. Ведь и Остап из романа создан для сцены.

Робко-заносчивый Киса Воробьянинов, воплощаемый в спектакле Артемом Быстровым, внушает больше симпатии, чем в произведении Ильфа и Петрова. Это естественно: мы давно уже забыли времена предводителей дворянства и видим в Кисе просто не очень счастливого старика.

Три роли, последовательно одну за другой, исполняет Надежда Трапезникова. После танца лебедя-Петуховой она появляется вновь в качестве «знойной женщины» Грицацуевой - вдовы, потом невесты, потом брошенной жены Остапа. Отыграв свадьбу, она и в дальнейшем выходит на сцену в этом образе, обращаясь к зрителям с вопросом, не видели ли они товарища Бендера. Возможно, впрочем, что основная цель ее вторичного появления - прибрать кое-что на сцене, переустроив декорацию для следующего эпизода. Да-да, переоборудуют сцену в спектакле сами актеры в процессе действия. И это органически вплетено в ткань блестящего по минимализму средств спектакля.

В третьем воплощении Трапезникова появляется как неувядаемая возлюбленная Кисы Елена Станиславовна. Танец ее здесь еще более страстен, чем в роли Грицацуевой. Пожалуй, в этой сцене с шаржем есть некоторый перебор: нехорошо издеваться над женщиной так откровенно, тем более что в романе авторы ей даже немного сочувствуют.

Замечательно подобраны не только декорации, но и костюмы персонажей… Они не совсем соответствуют роману. Где абрикосовые штиблеты Остапа?! В спектакле он обут в какие-то современные сине-белые кроссовки. (Впрочем, в ХХI веке абрикосовые штиблеты, пожалуй, несут уже иной смысл, чем 100 лет назад. И в нынешней ситуации Командор, конечно, ходит в кроссовках!).

В качестве старинных стульев возникают вовсе уж условные конверты, из которых при вскрытии сыплется конфетти… И современному образованному зрителю этого вполне достаточно, чтобы представить стулья. В конце стул все же появляется. Это тот единственный настоящий, в котором действительно были когда-то брильянты мадам Петуховой. И глупый Киса горько рыдает, хороня несбывшиеся мечты, блистательного компаньона и собственную честь.

В общем, как вы уже поняли, этот спектакль стоит посмотреть. Конечно, днем мы все заняты. Днем у нас у всех дела… Но вечером - вечером «Стулья»!

Автор: Людмила Горелик, профессор СмолГУ.

Фотография предоставлена Смоленским Камерным театром.








Загрузка комментариев...
Читайте также
вчера, 22:33
Жулики звонили им под предлогами продления абонентского дого...
вчера, 21:37
Губернатор Смоленской области на своей странице поблагодарил...
вчера, 21:30
Новости партнеров