Игорь Войтулевич: «Творчество сродни сексу»

 Пожалуй, представлять режиссера Игоря Войтулевича, оставившего в театральной жизни Смоленска яркий след и изменивший представление смолян о драматургии, нет нужды. Сегодня о таких, как он, принято говорить «успешный».  Преподает в ГИТИСе,  попал в «обойму» - снимает телесериалы… Захотелось узнать, не перепахала ли его беспокойную душу столичная жизнь? Остался ли он все тем же Мюнхгаузеном, или превратился в садовника Мюллера?  На какой –то миг показалось, что… да,  передо мной Мюллер, когда Игорь с ходу заявил:     «Знаете, на днях казус со мной приключился: предложили сняться в кино. Но я отказался, хоть и стою 700 долларов в день».
А потом поняла: нет. Он – Мюнхгаузен, свободолюбивый человек,  который, как и прежде, способный заворожить, заразить тебя творчеством. Рассмешить до слез и утопить в философских материях. От великого до смешного – один шаг! 
-   Когда режиссеру предлагают актерскую работу, плевать мне хотелось, я с ней завязал. Ну, если б Стивен Спилберг позвонил, тогда… подумал бы. Проблема в том, что я театральный режиссер, но жизнь – жестокая штука, заставила меня снимать кино. Все время встречаюсь с «медийными лицами», народными артистами, но это... Иное. Заводской конвейер, бряцающий мертвыми железками. А я все время вспоминаю смоленский театр… Эти бессонные ночи с замечательным художником Николаем Агафоновым, проведенные в постоянном напряжении. Когда пытаешься выстрадать, вымучить сцену, пытаешься сказать СВОЕ слово. Колоссальный труд! В Москве приходишь в студию и едешь на собственном профессионализме. И больше не нужно не спать ночей, думать, страдать. 
- Зато приходится зажиматься в рамки и ехать по вытоптанной колее.
- Здесь никто нас не зажимал, не ограничивал. Мы с Колей как птицы токовали. Это было настоящее творчество, подаренное нам Петром Шумейко, который, случайно столкнувшись со мной в кулуарах Министерства культуры, привез сюда: «Какой, к черту, Архангельск? Ты будешь делать в Смоленске все, что угодно». Только благодаря  свободе да творческой природе художника можно создавать восхитительно прекрасные вещи. В творчестве, как в сексе.  Если по-настоящему расслабиться. Я надеюсь, мы в ту ночную пору не уродов наделали…
- Вы делали удивительные спектакли. Для Вас самое главное – свобода?
- Для всех.
- Да нет, есть люди, которые боятся свободы, старательно ее избегают…
- Тогда мне проблематично называть их творческими людьми. А о людях вообще не будем говорить. «Какой бы ни был зверь, но он имеет жалость. Нет жалости во мне, и значит, я не зверь, - сказал Шекспир. Про людей я думаю плохо на самом деле. А про творчество – свободный человек должен быть творческим. Обязательно! Почему ни одной картины Модильяни не было продано при жизни? Он за кружку пива расплачивался талантом. Картинами, которые сегодня стоят миллионы. Но это и есть свобода, цену которой никто не определил. А временщиков - однодневок мы знаем. Мелькнули, и ушли в никуда. Богатые при жизни, нищие в Вечности.
- Но как же быть с Вашим увлечением  коммерцией?
- К сожалению, ушел в кино, которое на нынешнем этапе является искусством временщиков. На съемочную площадку приходят случайные люди, назвать их артистами сложно. Там и народные появляются, но и мэтрам приходится планку снижать, ведь они работают с практически нулевыми актерами. Артисты текст видят впервые, в глазах равнодушие и скука, а тебе на съемку эпизода дают 40 минут. Снято – и тут же идет в эфир. А в театре сцену мучаешь две недели. Все, что в моей жизни связано с сериалами, чушь несусветная! Но и удачи были. Я отснял 240 серий проекта «Татьянин день», который по рейтингу шел после «Семнадцати мгновений весны». Да и сейчас я, по-моему, снял очень неплохой фильм. Настоящее кино.
- Да неужели Вы про «Обручальное кольцо» говорите?!
- «Обручальное кольцо» - позор для художника. Новый 26-серийный проект называется «Танго с ангелом», и его с нетерпением ждет Константин Эрнст, хочет запустить  этот сериал осенью. Мы его снимали очень дорого. Долго. Одной камерой. Правда, на мой взгляд, первые десять серий получились так себе, зато остальные шестнадцать хороши.  
- В чем же их «хорошесть»?
- Сериал снимают тремя камерами. Знай, кнопки нажимай. Большое кино делают иначе. Съемки диалога требуют высочайшего профессионализма и нечеловеческого терпения. Средний план, портрет, глаза крупным планом… До бесконечности.  Пока переставят камеры, выставят свет, уйдет целый день. Настоящее кино рождается в муках.    
- Вокруг одна коммерция. А искусства нет. Вот и Вы в Смоленск антрепризу привезете… Похохотать. Мало нам смеха? Плакать уже хочется!
- Я вас умоляю! Мне позвонил представитель лучшей антрепризы страны, спросил: «Хочешь десять тысяч долларов за месяц работы?» - «Хочу». – «Тогда поставь спектакль, который у тебя в Смоленске идет». Я и поставил. «Дамочку» Аверченкова с Катей Стриженовой, Андрюшей Чернышевым, Витей Супруном. Оля Будина тоже со  мной работала.  Ну почему бы мне не отредактировать, не нарушая авторских прав, самый первый спектакль, поставленный мною в Смоленске?
- «Страсти роковыя», 1993 год…
 - Да. Пришлось вновь вернуться к «Страстям», но уже с новыми людьми.  Знаете, Екатерина Стриженова – потрясающая актриса и чудесный, теплый человек. Она-то и спасла этот проект, потому что с «боксером» и секс-символом Андреем Чернышевым, которого все обожают, возникли серьезные проблемы. Он дважды хотел сорваться с проекта - не принимал мою режиссуру. Посчитал, что я очень жесткий режиссер, а он - суперзвезда, перед ним все должны падать ниц! А Катюша выступала в роли дипломата, способного погасить любой конфликт и создать на сцене творческую атмосферу. Спасибо ей. Забавный момент: когда мы праздновали премьеру, Андрей признался, что он его судьба столкнула с гениальным режиссером. Но вряд ли бы я поддерживал с ним хорошие отношения, если б Андрюша не достиг нужного мне результата. Он наотрез отказывался делать то, что я от него требовал. А когда  увидел, как девушки, визжа, падают под кресла, осознал ответную реакцию зала, понял, что я ему не глупости говорил.  Но крови он у меня попил…
Без крови вообще ничего хорошего не получается. Мне кажется, что мы сделали очень хороший спектакль. Творческий человек растет, словно дерево, вверх, и «Страсти роковыя», и «Дамочка», - две совершенно разных постановки. И ничего стыдного в том, что какие-то цитаты из «Страстей», конечно же, будут.  Федерико Феллини однажды заявил, что всю свою жизнь снимал один фильм. Почему бы художнику у себя не «украсть»? Да и не воровство это вовсе!
Однако и с девчонками возникла проблема.  Впервые в жизни я видел костюм… в день премьеры. Стриженова и Будина у лучших модельеров Москвы костюмы шьют, пока платье сошьется да усядется… А режиссер не в курсе. Новый костюм плох тем, что актриса его не опробовала. Любой конфуз возможен.  В сердцах едва не послал, куда… подальше: «С вами, звездами, хоть плачь».  С другой стороны, мне в антрепризе важно, как актеров продать! А в Смоленске было совершенно наплевать на пошлую торговлю лицами…  Важно было решить творческую проблему - что имел в виду Шекспир, Островский.  Вот где я продал душу дьяволу…
Забыл похвастаться! Надо похвастаться?
- Конечно.
- Я выпустил курс в ГИТИСе. Устроил всех! Трое в «Современнике», один – в «Ленкоме», двое – в «Театре Маяковского». Говорю  про себя, как о педагоге. Хотите, рассмешу вас? Был  в ГИТИСе великий мэтр, Борис Голубовский.  Старенький, лет 80 ему было. Набрал курс, а все девушки - маленькие, плотные, грудастые. Пэтэушницы с виду. С сексуальными предпочтениями сложно бороться… И теперь ГИТИС не знает, что делать с двадцатью милыми квадратными девчушками. Вот и я боюсь, как бы в нашем театре такой критический момент не наступил… Какие-то все безликие. Я не говорю про  стариков, мастодонтов сцены. Актеров, с которыми работал и люблю до сих пор. Но, признаюсь, не очень-то я жалую красивых… Небольшой физический недостаток дарит человеку творчества невероятно сладкие плоды. Творческие люди, которым природа чуть-чуть навредила, постоянно пытаются преодолеть свое несовершенство, компенсировать его внутренней глубиной, неимоверной страстью игры. К сожалению, я слишком много видел красивых, длинноногих, самоуверенных и… бездарных. Фактура – дура!. Красивым и так все дано. Ходи, красуйся, тебя везде примут-обнимут. Нальют. Легкая, но какая скучная жизнь…  
Видите, я давно в Москве, а Смоленск все равно не отпускает.  До сих пор вспоминаю огромный зал  – достоинство драмтеатра и головную боль режиссера. Опять мы о «коммерции» заговорили… Из-за непомерной вместимости зала спектакль выдерживает не больше пяти премьер. Зритель не пришел, и нужно делать новую постановку. Работа на износ. Я в сезон по пять – шесть спектаклей вымучивал. Вот и удивляет меня, что «Страсти роковыя» и «Кармен» живут уже десять лет. Определенный рекорд.
- Вы смеетесь?
- Это уже не мои спектакли. Когда «Ромео и Джульетту» привезли в Москву, мне было стыдно. Хотелось под кресло провалиться, когда ко мне Касаткина подошла: «Спектакль- шарм!» Постановка – живой организм, который заполняют люди, пришедшие с похмелья, больные, страдающие от несчастной любви…  И нужен человек, который заново соберет сложный рисунок конструкции спектакля, вдохнет в нее жизнь. Вдохнет СВОЮ жизнь, СВОИ  мысли и чувства  в каждого актера на сцене. Нет такого человека – все идет в разнос. Придет другой, и спектакль изменится. Не знаю, в лучшую ли, в худшую сторону, но чудо может исчезнуть.
Как приятно, что в Смоленске ничего не меняется…
- Любите Смоленск?
- Люблю, потому что вложил в него десять лет своей жизни. Причем самых лучших своих лет! Я не имею права его не любить, мой театр - вспаханный вручную огород. И сам город, где совершенно особая аура. Здесь есть две чудесные церквушечки, приду, сяду на ступеньки и задумаюсь: «Двенадцатый век!.. А в Москве таких нет». Хотя когда узнал, что чиновники отдел культуры с торговлей объединили, был шокирован. Вилка из рук выпала.
- Культуру с торговлей? С туризмом, наверное. У нас обычное дело «объекты культурно-исторического наследия» в аспекте «туристическо-инвестиционной» привлекательности рассматривать. Культура должна хорошо… продаваться!  
- Поэтому-то меня никогда не покидало ощущение, что властям на культуру плевать. На театр. На зрителя нет, перед зрителем удобно себя в красивом свете выставить. Скажем, был в моей жизни такой эпизод. На премьеру «Ромео и Джульетты» в Смоленск приехал Константин Райкин. Поздравить меня. Ходит по театру, все рты открывают: «Райкин! А-а-а!» А им, в серых костюмах, что Райкин, что Шекспир – все едино.  Для них важно культуру перемешать с торговлей и продать с выгодой. Помню, как Прохоров на сцене выступал: «Игорь Войтулевич – великий режиссер…»    А у меня артисты с голоду в обморок падали.   
- Они и сейчас падают. Знаете ли вы, что актеры смоленского театра получают мизерные зарплаты? Каждый выкручивается, как может? Что технические сотрудники драмтеатра отправлены в отпуска за свой счет?  
- Слышал я про это. И больно мне от собственного бессилия. Всю голодную, но такую талантливую провинцию в Москву не увезешь…