Потомок «блудного сына из Тбилиси»

Культура

Артхаусная картина Георгия Параджанова «С осенью в сердце», созданная по мотивам новелл «Белого клоуна XX века» Леонида Енгибарова, удостоилась специальной награды  кинофестиваля «Золотой Феникс» - приза имени скульптора Сергея Коненкова.
Журналисту «РП» посчастливилось  побеседовать с потомком волшебника отечественного кино. Георгия Георгиевича пресса окрестила «последним из рода Параджановых»…    

       «Посмотрите, вот он без страховки идет!..»

Его называли «Клоун с осенью в сердце». Великолепный акробат, жонглер и эквилибрист, он мог рассмешить зрителей до колик. Рассмешить – и тут же заставить сердца сжиматься от боли. Леонид Енгибаров – философ манежа. Марсель Марсо упал перед ним на колени, назвав Енгибарова «великим поэтом движения» и «гением пантомимы».

Смерть Енгибарова открыла печальный отсчет ухода лирического и наивного поколения настоящих художников. Творцов, способных плакать на сцене настоящими слезами. Чувствующих настоящую боль от ушибов падений.

Енгибаров умер на руках матери 25 июля 1972 года. Ему было 37 лет. Говорят, перед смертью он попросил стакан шампанского. Ленечка не знал, что шампанское не расширяет, а сужает сосуды…

Оторвавшийся тромб закупорил осеннее сердце Белого клоуна.

- Как вы познакомились с Леонидом Енгибаровым?

- Я был тогда совсем маленьким… Леня приехал в Тбилиси на гастроли в Тбилисском цирке, и несколько раз бывал у нас в гостях. Он дружил с моим дядей, и даже снимался в его фильме «Тени забытых предков», играл юродивого. Параджанов очень любил Леонида Георгиевича.

Плохо помню их беседы… Да я и не вслушивался в разговоры взрослых. Мне сказали: «К нам придет клоун». Увидел Ленечку и разочаровался – ничего клоунского в нем не было. А я-то мечтал увидеть паяца с напудренным лицом, у которого из глаз бьют фонтанчики искусственных слез! За столом сидел серьезный, глубокий человек, а Сергей радовался, что Енгибаров ужинает у нас. Потом дядя все время бахвалился: «А ты знаешь, я ему номера ставлю!» Выдумщик.

- Может быть, действительно идею подал?

- Я вас умоляю! (Смеется).

- Что вас побудило снять фильм «С осенью в сердце»?

- Не хочу хвастаться, но сегодня мало кто снимает такое кино, отсылающее зрителя к Чаплину и Феллини. Не блокбастер и не массовый продукт.

Изначально я не собирался делать фильм про Енгибарова. Елена Камбурова попросила меня написать пьесу, по которой намеревалась поставить спектакль, посвященный Ленечке. Елена Антоновна и Леонид Георгиевич очень дружили. Начал писать пьесу, но неожиданно получился сценарий для фильма, состоящего из 14 лирических и парадоксальных новелл, сплетенных из реальных и воображаемых событий. Для меня было важно раскрыть внутренний мир необычного человека, показать переосмысление его героем самых привычных вещей. Леонид Георгиевич остался в истории человечества как создатель философской пантомимы, с помощью которой доносил до публики свое внутреннее состояние! «Ужасно хочется верить, что еще не поздно совершить что-то настоящее. Дать выход тому, что бурлит в голове и сердце», - напишет он в своем дневнике. Пожалуй, до Енгибарова цирк не знал клоуна, который был поэтом и придумывал свой мир, как мой дядя, Феллини или Антониони.

В фильме есть новелла, за которую в советское время могли дать семь лет тюрьмы. По парку идет человек и подстригает фонтан садовыми ножницами. Ленечка интересуется: «Почему вы выбрали такую странную профессию?» - «На свете много странных и никому не нужных профессий. Ну, кому нужны подстриженные деревья, кусты? Нельзя всех стричь под одну гребенку». И было это написано в 70-е годы!

- Осень была любимым временем года Енгибарова. Где вы снимали мир грез и фантазий грустного клоуна?

- В Латвии. Вначале продюсер предлагал какие-то глупости – съемки натуры в Муроме или Суздале. Какое отношение Суздаль имеет к Енгибарову?! В Прибалтике нереальная природа. Когда с дерева падает огромный резной лист, кажется, что ломается ветка. Безумно красиво!

- Осень – время грусти, тоски и призрачного тихого счастья…

- Он об этом сам говорил. Я расшифровал его последнее интервью (запись дала Елена Камбурова) и сделал из нее новеллу. На экране зритель видит актера Нодара Джанелидзе - романтика и рыцаря, далекого от житейских забот. Он витает в облаках, разговаривает с деревьями и грустит, испытывая влюбленность, страдает от одиночества. Сюрреалистические сюжеты Енгибарова многослойны и неоднозначны. Магический реализм! В конце фильма лирический герой Енгибарова, повидавший жизнь человек, хочет уйти из цирка. Маленькая девочка просит его: «Ленечка, не уходи! Вернись, пожалуйста, в цирк!» А он сидит в старой советской гримерке перед зеркалом и начинает сдирать с лица корку грима – кожу клоуна… Кадры, которые приводят зрителя в шок. Большая просьба – не ищите в моем фильме клоуна. Леня считал, что он не клоун, а писатель. Именно поэтому я не искал портретного сходства. Клоун – это не профессия, а мировоззрение. Иной образ мыслей!

«Я - не модный. И не пророк!»

- Куда идет наше кино? Есть ли у него будущее? В последнее время у российских кинематографистов возник обычай поздравлять друг друга не с Днем российского кино, а с его… дном. Горький сарказм!

- Я не пророк. Несмотря на трудности, все равно появляется что-то необычное, интересное. Приятно осознавать, что в этом году вместе со мной выиграл конкурс Боря Хлебников, который когда-то вместе с Алексеем Попогребским снял «Коктебель». А Сергея Безрукова опрокинули! Там, наверху, тоже умные и понимающие люди сидят.

Лично меня не привлекают современные тенденции – я «не модный». Я не интересуюсь производством картин, которые вменяемые люди с интеллектом и душой смотреть не будут. Состряпать очередную «Любовь-морковь», которую две недели будут крутить в кинотеатрах, а потом забудут, как страшный сон? Подобную халтуру на серьезном международном фестивале не представишь. Стыдоба получится!

- Президент кинофестиваля «Золотой Феникс» Всеволод Шиловский настроен крайне пессимистично. Он несколько раз акцентировал внимание на фразе: «Наше кино умерло…». Вот я и осмелилась полюбопытствовать, насколько плохи дела в отечественном кинематографе.

- Быть может, он и прав. Если среди нас останутся хотя бы двадцать человек, которые разбираются в киноискусстве и способны снять хороший фильм, не все еще пропало! Это говорит о многом. Но многого мало. Вот смотрю я на афишу в холле кинотеатра, и мне становится грустно: какое отношение к нам имеет блокбастер Бекмамбетова «Бен - Гур»? Никакого. Красивые картинки, и только!

- Вот и я о том же. 2016 год объявлен Годом российского кино, а наших фильмов в прокате нет.

- У меня очень часто опускаются руки. Слава Богу, что хотя бы что-то дают сделать... Вскоре начну снимать фильм по мотивам произведения Нодара Думбадзе «Закон вечности». Думбадзе – великий писатель! Однажды я сказал его дочери: «Если бы твой отец жил в Колумбии, как Маркес, он бы наверняка получил Нобелевскую премию».

Делаю фильмы, как вижу и чувствую. «Каждый пишет, как он дышит…».

«Московский зритель – это мерзость! Я благодарен зрителю периферии…»

- Что вы чувствуете, когда видите, что зритель пошел на ваш фильм?

- Большую радость… Я не верю Андрею Тарковскому, который говорил: «Мне плевать… Я снимаю фильмы для себя». Ерунда! Не может режиссер складывать картины «в полку». Ну и снимай тогда дома на мясорубке, смотри в кухне с женой и сыном свое элитарное кино. Фильм делают для зрителя. Я не конфетка, и не могу нравиться всем, но в душе мечтаю о СВОЕМ зрителе.

- Мне кажется, Тарковский безумно страдал от неприятия зрителем своего творчества…

- У моего дяди тоже не было зрителей. Когда на экраны вышла «Легенда о Сурамской крепости», к нам пришел директор кинотеатра и сказал: «Сережа, прости меня. Я не могу целый день крутить твое кино. Давай сделаем так: я ставлю американский фильм, а потом твой. Будем чередовать. У меня в зале сидит двенадцать зрителей, что я заплачу уборщице?!».

Разве приятно такое услышать художнику, который снимал удивительное, тонкое и глубокое кино? Горько, унизительно! Именно поэтому я благодарен периферийному зрителю. Слово «провинция» оскорбительно… Вы намного чище, глубже, мудрее. Московский зритель – это мерзость!

Меня то в Венецию везут, то в Канны. А тут вдруг Сережа Новожилов повез в Нальчик. Наверное, это некрасиво и неэтично, но зритель в слезах выходил после просмотра картины «С осенью в сердце»!

Закрытие фестиваля, Новожилов просит сесть в зрительный зал. В зале жара выше сорока градусов! Сижу в этой консервной банке, задыхаюсь. Ну как тут отвлечься? Хорошо, под рукой оказались шоколадные конфеты. В Нальчике одна чудная женщина, инвалид детства, подарила мне четыре коробки конфет. Шоколад, а в сердцевине - орешек. «Они совсем простые, наверное, вы к таким не привыкли. Но покушайте, пожалуйста!» Подарок от чистого сердца.

Меня потом в сторонку отвели, говорят: «Она в прошлый раз была с палкой, а сегодня ради вас пришла без палочки!..». Не моя заслуга, я все понимаю. Просто совпадение!

Хрущу напропалую в зале конфетками. Новожилов толкает в бок: «Немедленно перестань хрустеть!» Тянет коробку к себе: «Отдай!» А я не отдал. Дорогими эти конфеты для меня оказались.

Началась церемония награждения. Оргсекретарь Союза кинематографистов России Михаил Калинин берет диплом, предназначенный мне: «Хочу с большой радостью вручить диплом самому оригинальному и непредсказуемому режиссеру». Я не стал забирать диплом, повесил на стене в гостинице.

Как я посадил дядю…

Георгий Параджанов невольно стал виновником так называемого «тбилисского дела Параджанова». В 1982 году Сергею Параджанову дали условный срок за взятку, которую он якобы дал педагогу, чтобы тот позаботился о зачислении племянника на литфак.

- Какие воспоминания у вас остались о вашем дяде?

- У нас были очень сложные отношения. Сергей Параджанов – тяжелый, трудный в общении человек. Так сложилась его судьба. Представляете, трижды в тюрьме отсидеть? Как инакомыслящего, его преследовали в течение всей жизни, обвинили даже в мужеложстве. В 70-х за Сергея вступились Трюффо, Годар, Феллини, Висконти, Антониони, Тарковский и Луи Арагон. А в лагерях над ним издевались все: начальство колонии, заключенные. А Параджанов оставался верен себе. Однажды в тюремном дворе он подобрал крышку от бутылки с ке­фиром и гвоздем вытравил на ней профиль Пушкина. Спустя десятилетие этот «медальон» попал к Федерико Феллини, и он отлил по трафарету Сергея серебряную медаль, которой с тех пор награждают лучший фильм на фестивале в Римини. В 91-м, спустя год после смерти дяди, мне вручили в Римини приз за короткометражку…

Наша семья вообще сложная была. Моя мама (Анна Параджанова, по мужу – Хачатурова) – к ней просто так не подойдешь. Всю жизнь занимала высокие посты, ездила на черной «Волге» с эбонитовым телефоном…

Мама была неприступной, эксцентричной, и у дяди выходил с ней непростой диалог. Тяжело было. И в то же время очень ярко! Документальный фильм «Я умер в детстве», единственная картина, представившая российское кино в Каннах в 2004 году, - дань памяти Сергею Параджанову, попытка примирения с ним.

- Что для вас момент наивысшего счастья?

- Я хочу, чтобы меня поняли…


Автор: Анастасия Петракова







Загрузка комментариев...
Читайте также
вчера, 22:33
Жулики звонили им под предлогами продления абонентского дого...
вчера, 21:37
Губернатор Смоленской области на своей странице поблагодарил...
вчера, 21:30
Новости партнеров