Сказка о потерянном времени

У Никиты Михалкова довольно странные взаимоотношения с небесным светилом – сначала оно его утомило, затем – ударило. Не мной замечено! Но речь не об этом. Важно другое - зачем утомлять зрителя этой назойливой метафорой?

Все точки над i и причины творческих разборок мэтра с Солнцем окончательно расставлены в новой эпической картине Никиты Сергеевича «Солнечный удар».    
Я долго думала, зачем Михалков уделяет столько внимания часам – равнодушному механизму, безжалостно констатирующему скоротечность человеческой жизни. Часы – болезненная заноза, которая мешала мне сесть за компьютер и бодро отщелкать в знаках впечатление от картины. Никита Сергеевич – большой художник, детали – его конек; маленькие ключики, которые открывают большой смысл происходящего на экране. Режиссеру интересен любой мельчайший штрих – поворот головы, шевелящиеся от ветра волосы… Невесомый полет газового шарфика, стальным канатом связавшего сердца и тела главных героев фильма…
Из деталей складывается конструктор чудовищной драмы.
Потому и важны эти часы, по неосторожности разбитые циничным фокусником и подмененные им на бракованный механизм. Чтобы открыть хронометр фокусника, нужно слегка ударить…
Часы – навязчивая метафора, преследующая зрителя до последнего кадра. Фокус, требующий разоблачения. Часы и «глазок» фотокамеры юнкера, который пытается запечатлеть завершающий аккорд трагедии русского народа. Вернее, ее лучшего меньшинства, за хрустом французской булки не услышавшего приближения девятого вала катастрофы. Обрушения солнца на беспечные головы, занятые преследованием изнеженных южным ультрафиолетом замужних барышень. Нет желания юродствовать, есть желание попытаться разгадать режиссерский ребус. «Глазок» камеры – подсказка! Фотография - тщетная попытка остановить время… Смотрите внимательно, и увидите, что стерло этих людей из истории России. Людей, которые постоянно, как заведенные болванчики, задают один и тот же вопрос: «Почему все это произошло с нами?!» В какой момент мы добровольно сели на русский «Титаник» и столкнулись с айсбергом народного гнева? «Солнечный удар» - страшная сказка о потерянном времени. Россия никчемно тратила время на пустые забавы, преступно забыв о чаяниях обнищавшей вконец униженной черни и не  замечая знаков грядущих окаянных дней. Потеря времени – грех. За грехом следует неизбежная расплата. Солнечный удар…  
Поначалу недоумение вызывает и то обстоятельство, что бунинская история любви подается как жалкая и пошлая интрижка. Нет в ней глубины, страдания, горечи и боли, хоть Никита Сергеевич не раз говаривал в интервью, что история на пароходе – апофеоз всей жизни героя фильма, взлет и падение,  отправная точка его неизбежной гибели. Завораживает лишь акт любви, его прелюдия, отсеченная волной упавших волос, железным занавесом отделяющая чувственную прелюдию от безумства похоти.  И здесь на смену механики часов приходят другие механизмы - лишенное души, поступательное движение поршней в двигателе парохода, длящееся не менее трех минут. Смертный грех запускает бесчеловечный механизм, в жерновах которого вскоре сотрутся в пыль 8 миллионов человеческих жизней.  
Михалков не устает цитировать коллег по цеху – беззащитная эйзенштейновская коляска, начиненная ялтинскими «куриными богами» - камешками на веревочке, - отсчитывает ступени Потемкинской лестницы и часы, оставшиеся до последнего акта трагедии. Как в «Титанике», вращаются цилиндры и валы железного сердца парохода. Режиссер навязчиво «фарширует» свое  трехчасовое «блюдо» чужими цитатами. Зачем?! Он создает свой мифологический мир, опираясь на предыдущий опыт – исторический и кинематографический. Весь «Солнечный удар» – эта одна грандиозная мифологическая фреска. Никита Сергеевич трактует свое представление об истории, которая вначале становится легендой, а затем – мифом. Сказкой, сжатой квинтэссенцией зашифрованного в ней смысла. Страшной сказкой о потерянном времени. О времени, которое мы продолжаем бездумно терять, и будем за это наказаны. И вряд ли кто-нибудь перед смертью принесет нам утраченные часы, как это делает в конце фильма комиссар, отправляющий поручика в Тартар. Те самые, которые он в детстве  безуспешно пытался вернуть покидающему волжский городок белому офицеру…  Чтобы дать понять –  время поручиков вышло.  
Напрасно отчаянно хаяли «Цитадель» мэтра – в ней отчетливо дано понимание восприятия Михалковым мира, в котором действуют античные мифологические персонажи, выполняющие свою героическую миссию – как в трагедиях Эсхила. Герои должны погибнуть, и их ведут к смерти боги. Есть они и в «Солнечном ударе» - детская безделушка «куриный божок» как символ утраченного счастья, - и большевистская мегера Землячка, которую косноязычный варвар Бела Кун неоднократно называет богиней… Богиня отдает приказ потопить баржу. Финита - ля - комедия!
Но и эти новые боги, произошедшие от дарвиновской обезьяны, лишь марионетки, которыми управляет верховное божество – Солнце.  Солнце рождает жизнь, и только ему ведомо, кому жить, а кому – умереть от удара. Близость поручика и незнакомки вызывает зависть богов, и цепь логических случайностей, которые не были изначально случайны исходя из метафизической природы происходящего на экране, приводит героев к развязке драмы. Погружает во тьму – события на пароходе согреты теплом  солнечных лучей, трагедия в концентрационном пункте на Юге России набросана сумрачными, безрадостными красками.  
Солнце - метафора-лейтмотив, светом божественного светила согреты все картины Михалкова. Все мы под солнцем ходим, утомленные властью, идеологией, любовью.
Наконец, утомленные иероглифами Михалкова…